— Начнем с общих вопросов. Чем вы занимаетесь? В какой области простирается сфера ваших научных (и не только) интересов?
— Обычно я представляюсь «филолог, критик, куратор», это как «миллионер, плейбой, филантроп», только не миллионер и не филантроп. Сейчас сюда еще добавляется «кандидат филологических наук» и «преподаватель РГГУ».
Вот прямо сейчас я занимаюсь монографией по мотивам моей кандидатской диссертации о метареализме и пытаюсь уйти от инерции структурализма и идеалистических моделей смысла. То есть стараюсь учесть теории медиа, онтологический поворот и новый материализм, чтобы посмотреть на литературное произведение как на материальный объект, сосредотачивающий в себе совокупность различных факторов своего виртуального в делезианском смысле бытия: социальный контекст, средство сообщения // материальный носитель, ну и, конечно, сама «ткань» художественного произведения. Ну и все это, помимо прочего, идет в копилку будущей докторской диссертации.
Помимо этого, организовываю или участвую в организации различных конференций как кафедральных, из серии «визуальных» («Память как история и воображение», «Реальность и «другая реальность» в литературе и культуре»), до становящейся ежегодной конференции «Проблемы поэтики». Также организовал конференцию «Фигуры интуиции: поэтика Алексея Парщикова» и сделал по ее мотивам сборник, который свободно можно скачать в интернете тут.
Конечно, одной академической жизнью я не ограничиваюсь и занимаюсь кураторством литературных проектов: благотворительные «Красные чтения», путешествующие по городам и весям «Номадические чтения», в 2022-м был куратором литературной части фестиваля поэзии, музыки и видео-арта «Поэтроника». Вместе с коллегами мы делаем цикл обсуждений «Поэтическая функция» с разнообразными поэтками, которые читают свои крутые тексты, а приглашенные критикессы их обсуждают. Вот тут плейлист со всеми отснятыми выпусками.
Еще редактирую поэтические журналы и книги. С 2020-го по 2021-й был участником редакции журнала «Флаги», в 2021-2022 годах с Максимом Дрёмовым координировали телеграм-канал о современной поэзии «Метажурнал». Сейчас я редактор поэтического раздела журнала [«Транслит»] и участвовал в выпуске 25-го номера и 3-го переводного. Выступил редактором поэтической книги Дорджи Джальджиреева, лауреата премии Аркадия Драгомощенко (2021), а также вместе с Денисом Ларионовым составил блок «Внутри медиа: новейшие поэтические практики и эстетика информационной среды» в недавнем 182-м номере «Нового литературного обозрения». Но на этом мои редакторские проекты не заканчиваются, в ближайшем будущем будет еще много интересного.
Ну и последний, но не менее ключевой мой интерес – это поп-культура как средство эмансипации субъекта. Тут стоит оговориться, что популярная культура не панацея от всего, но в нынешних условиях именно она активно участвует в нашем формировании, в том числе в формировании горизонтального и неиерархичного взгляда на культуру. Это отражается и в инновативных поэтических практиках, которые все чаще черпают свое вдохновение не в высоколобой культуре социальных элит, а в аниме, видеоиграх, интернет-мемах и проч. Вообще, у меня есть мечта после книги на основе диссертации написать книгу «Новейшая поэзия и популярная культура», где как раз таки покажу, какие общие сюжеты, пересечения и взаимовлияния возникают у актуальной поэзии и популярной музыки, кино, сериалов, жанровой фантастики, комиксов, видеоигр и многого другого.
— Мы знаем, что вы активно работаете с современными российскими поэтами и писателями. Как выстраивается коммуникация в современном творческом сообществе? Многие говорят (впрочем, то же самое говорят и о журналах), что поэтические вечера/кружки изживают себя. Как боретесь со стереотипами?
— Учитывая, что профессиональная среда часто лишена финансирования и медиаресурсов, мы с коллегами стараемся выстраивать горизонтальные структуры взаимодействия на основе поддержки и эмпатии. Я уже говорил, что поддержка и эмпатия – это все, что у нас есть, но и то, что у нас не смогут отнять, если мы не отдадим сами. Поэтому горизонтальное сообщество, где все равны и нет никого равнее других, – это основа взаимодействия, чтобы каждая, независимо от того, пишет или не пишет, поэтка или критикесса, могла прийти на вечер или проект, подружиться, научиться проблематизации в письме – в целом чувствовала себя комфортно в работе, ну потому что профессиональное письмо – это работа и труд в первую очередь. Это что касается коммуникации внутри среды, построенной на, так сказать, общем деле.
Если говорить о репрезентации, то тут важно понимать, что зрительницы приходят посмотреть на интересных авторок и послушать интересные им стихи. Лично мне важна метафора «поэтической сцены», поэтому любое мероприятие, которое я делаю, это в каком-то смысле представление с продуманной структурой выступлений, распределения внимания и перерывов. Объективно наиболее интересную мне неконвенциональную поэзию воспринимать непросто, поэтому нужно создать комфортные условия восприятия. И тут складываются различные форматы от простых чтений до способов взаимодействия с музыкой и визуалом. Это всё, конечно, не я изобрел, и тут я бы хотел сочетать опыт кураторок современного искусства и продюссерок популярной музыки. Именно такой подход, как мне кажется, помогает делать то, что мы с коллегами делаем на различных площадках.
— В редакционную коллегию журнала «Иностранная литература» входит Сергей Гандлевский, мы часто печатаем переводы и заметки Ольги Седаковой, и всё это на фоне многочисленных переводов современной поэзии. Что думаете о переводческих упражнениях бывших «андеграудников»?
— Ну тут стоит вспомнить, что очень крутых авторок американской language poetry начинали переводить «андеграундники» Алексей Парщиков и Аркадий Драгомощенко, плюс многие деятельницы неподцензурной словесности зарабатывали переводами. На эту тему есть отличная статья Сергея Завьялова «Поэзия – всегда не то, всегда другое: переводы модернистской поэзии в СССР в 1950–1980-е годы». И конечно, перевод делает очень много как для контекста, так и для индивидуальных поисков разнообразных авторок.
— А есть ли любимые авторы / конкретные произведения на иностранном языке? Они связаны с учебой на филфаке или отсылают вас к иному опыту?
— Мне обычно очень тяжело говорить о таком, потому что мне нравится очень много всего: и латиноамериканский левый модернизм, и французское матовое письмо, и language writing, и проза New Weird, и новейший theory fiction, и т. д. Но если нужно указать самое любимое, то вот такой топ-3.
Во-первых, это «Цветы зла» Шарля Бодлера с их радикальной критикой товарного фетишизма искусства в эпоху зрелого капитализма. Взрывная сила аллегории у Бодлера очень цепляет, что не всегда передают переводы. О Бодлере я могу говорить очень много, о великом «Разрушении» или о жутко саркастичном «Веселом мертвеце». Ну и, конечно, «Ревенант» как призрак коммунизма, бродящий по Европе, один из мощнейших текстов.
Во-вторых, «Вопль» Аллена Гинзберга. С этого произведения для меня началась современная поэзия, с его дыхательной техники письма, сверхдлинного свободного стиха и впечатляющей метафорики в исповедальной модальности. А какой же потрясающий Footnote to Howl! Очень рекомендую послушать, как сам Гинзберг его читает, как он играет на фрикативных.
И в-третьих, «Гамлетмашина» Хайнера Мюллера. Это очень крутая антипьеса, разрывающая шаблоны восприятия, смешивающая литературу и историю и критикующая оба этих дискурса. Построенная практически как монолог, она сметает все представления о классике. А постановки – это вообще отдельный разговор. То, как Роберт Уилсон меняет горячую экспрессию исходника на холодную критику тоталитарности общества и культуры, лично для меня делает их обоих ключевыми фигурами литературы и театра.
К сожалению, на филфаках эти или подобные им тексты редко проходятся, но я стараюсь поправить положение на своих курсах.
— Вы читаете курс, посвященный современной русской литературе, в связи с этим возникает резонный вопрос: как совместить французский антироман и современное ф-письмо, обэриутов и weird-поэзию? Как в «серьезной» академической среде доказать, что литература и поэзия продолжают развиваться и по сей день?
— Тут, как мне кажется, важен подход, с которым мы на всё это смотрим. Для меня очень важна книга Фредрика Джеймисона «Постмодернизм, или Культурная логика позднего капитализма», в которой он в рамках одной главы может на равных рассматривать фильмы Джорджа Лукаса и language writing, панк-рок группы The Clash и прозу Томаса Пинчона. Вот такой же взгляд важно выработать лично мне. И в таком случае рэпер Иван Дрёмин* (Face) и поэт Максим Дрёмов – это акторы внутри некоего одного культурного производства, хоть и при разных методах – брутального минимализма у первого и орнаментальной многоголосицы существ у второго. Например, поэма Оксаны Васякиной «Когда мы жили в Сибири» и комикс Юлии Никитиной «Полуночная земля» – это явления автофикционального высказывания с четко выраженными региональной и гендерной идентичностью и историей взросления.
С другой стороны, важно понимать историю литературы и – шире – культуры, и тогда окажется, что ф-письмо в различных изводах чем-то близко антироманам Натали Саррот и Маргерит Дюрас, а автофикшн – один из изводов критики чистой литературности, ведь Серж Дубровский учитывал предыдущие открытия «нового романа». А супрасинтаксическая заумь обэриутов может быть близка, а в некоторых случаях и предваряет расколы нарратива и цельной реальности в новейшей weird-поэзии.
Ну и с третьей стороны, литература и поэзия не стоят на месте, и, может быть, вообще нет никакой цельной культуры, ни высокой, ни популярной, а есть множество культур, взаимодействующих между собой и порождающих разнообразные интересные явления в новейшей поэзии и прозе. Дело в том, что самая интересная литература всегда была в каком-то смысле контрлитературна, тот же «Дон Кихот» – это анти(рыцарский)роман и так далее. Современная медиасреда меняет нас и наше восприятие, и, помимо постправды и пропаганды, возникают поистине значительные явления. Ну и учитывая, что все значительные литературные теории возникали на современном им материале (формалисты, Барт, Джеймисон), то и интерес к современности, по заветам Бориса Дубина, поможет нам больше понять то, чем мы занимаемся и, главное, для чего.
— Что, на ваш взгляд, сейчас особенно важно печатать и переводить?
— Учитывая, как мало на самом деле переведено, то работы непочатый край, конечно. Мне кажется, что сейчас переводить нужно и больше теории – как классики типа до сих пор непереведенных «Палимпсестов» Жерара Женетта, так и новейших исследований типа Unit Operations: An Approach to Videogame Criticism Йена Богоста.
В литературе сейчас очень много крутого переводится: например, недавно вышла книга «Небесное ископаемое. Антология актуальной немецкоязычной поэзии». В целом не хватает переводов новейшей неконвенциональной поэзии различных стран. Хотя с поэзией США начинает налаживаться: и «От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США», и серия переводов в издательстве «Полифем», где из недавних – Лин Хеджинян и Рэйчел Блау ДюПлесси. При этом не переведено еще много ключевых произведений модернизма: французский и особенно английский сюрреализм, поэты-объективисты и т. д.
В целом, учитывая мой интерес к экспериментальному, неконвенциональному и проблематизирующему письму, хотелось бы больше его переводов и большего внимания к нему, ведь именно такое письмо отчасти и показывает сложность мира, не сводящегося к идеологическим схемам.
*Артист, признанный иностранным агентом по решению Министерства юстиции РФ от 15.04.2022.
Иллюстрация: использованы изображения Gregor Cresnar и Shubham DhageФермеры Ганы перестали продавать какао-бобы международным поставщикам, ожидая повышения закупочной цены.
Бразильская компания Embraer намерена вложить средства в развитие аэрокосмического сектора Марокко.
Электрический робот Atlas от Boston Dynamics смог переложить автозапчасти из одного контейнера в другой без заранее заданной программы.
Интервью со специалистом по бизнес-коммуникациям между Россией и Африкой Луисом Гоуендом.
Интервью с преподавателем Гулистанского государственного университета (Узбекистан), литературоведом Рафаэлем Ахмедовым.
Интервью с нигерийским художником Беном Ибебе.
Интервью с британским художником и кинорежиссером Стивом Маккуином.