Этикет «Господина «Нет»

«Освобождать себя от соблюдения правил приличия – не значит ли искать средства для свободных проявлений своих недостатков?» – задавался вопросом французский мыслитель эпохи Просвещения Шарль Монтескье. «Да, складно звонишь…» – ответил бы ему вор Горбатый и тоже был бы прав. Правила поведения людей в обществе, получившие во Франции название «этикет», в своей разновидности многообразны настолько, насколько многообразен сам человек. Военные, дипломатические, игровые, уголовные – да любые сообщества имеют в том или ином виде нормы взаимодействия. В грубую клетку правила всех (ну или почти всех) сообществ основаны на том, что в учебниках называется «общегражданский этикет», а попросту говоря, на здравом смысле и с учётом многовекового опыта человеческого общения. Дипломатический протокол и этикет в каком-то смысле выполняют прокси-функцию: вариант здравого смысла, призванный устраивать всех участников переговорного процесса, несмотря на различия в культуре, традициях, законах и т. д. Именно поэтому он как следует формализован – от греха подальше. Это не дворовые разборки, тут ответственность за слова одного человека может прямо или косвенно лечь на целое государство. Так что следить приходится не только за [базаром] словами, но и за теми, кто их произносит. 

Доминирующим представителем советской внешней политики послевоенного периода в течение рекордных 28 лет был министр иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко. Он же (в зарубежных СМИ) Андрей-Волк, Человек Без Лица, Робот-Мизантроп, «Йог, пришедший на смену комиссарам» и [наиболее известное прозвище] Господин «Нет». Оппонент, вызывавший удивление и ступор, а позже нескрываемое уважение мировой политической элиты. «Аргументы и Факты» приводят цитату госсекретаря США Генри Киссинджера, считавшегося великим дипломатом своего времени, который как-то заметил, что проще сразу застрелиться, чем идти на переговоры с Громыко:

«Он разорвёт оппонента на части. Он похож на тяжёлый локомотив, который идёт в заданном направлении и, подминая под себя силой своей аргументации, упорно стремится достичь поставленной цели».

Те, кто смотрел последнюю экранизацию романа Фрэнсиса Фицджеральда «Великий Гэтсби», могут уловить в фотографии флёр богемной вечеринки, на которую случайно попал сосед, живущий на одну зарплату. И кажется, что вот-вот по лестнице спустится Леонардо Ди Каприо с коктейлем в руке, предложив тому расслабиться (всё оплачено). На самом деле это первый заместитель председателя Совета министров СССР Михаил Первухин (слева, с волосами) и премьер-министр Финляндии Урхо Кекконен (справа, лысый) отмечают вывод советских войск с полуострова Порккала-Удд на встрече в Хельсинки. Больше всех, очевидно, рад Кекконен, чуть меньше, кажется, Первухин, и только Андрей Андреевич (в центре) как будто находится на перепутье. И действительно, для наследника Молотова, которого те же финны угощали совсем другими «коктейлями», этот год – переломный. Есть над чем подумать. Совсем скоро, в 1957-м, он почти навсегда встанет у руля советского МИД, хотя первая номинация на дипломатический «Оскар» Господину «Нет» пришла ещё во время работы постоянным представителем СССР при ООН в 1946 году.

Фрагмент статьи Брайана Уркуарта на официальном сайте ООН:

«Некоторый дух сотрудничества военного времени ещё сохранился, но взаимная подозрительность и враждебность между Сталинским Советским Союзом и Западом быстро росли. Советская линия становилась всё более нежелательной для других делегатов, хотя самого Громыко любили и уважали. Его организационные заслуги, выдержка и профессионализм помогали справиться с трудным заданием. В отличие от других советских представителей – Якова Малика, Андрея Вышинского, Валериана Зорина – Громыко, каким бы состязательным он ни был, никогда не переходил на личности. Ему нравились довольно шаблонные шутки, такие как, например, сказать после долгих дебатов по резолюции: "У меня есть только одна небольшая поправка: добавить слово "нет" в пункт постановляющей части"».

Громыко был не только главой МИД, но и входил в Политбюро (узкий круг фактических руководителей страны). Поэтому говорить о том, что он лишь озвучивал позицию СССР, не приходится. На пике карьеры Андрей Андреевич озвучивал сам себя. Отсюда, естественно, много вопросов по поводу правильности тех или иных решений: от ранних попыток вступить в блок НАТО до поддержки (а затем и признания им же этой поддержки ошибкой) ввода советских войск в Афганистан. И всё же рефлексировать на темы «зачем и почему» в фотоателье неэтично – у нас самообслуживание («рыбов» не продаём, только показываем). Показательно то, как, даже спустя 35 лет после первых «nyet», мировые СМИ отдают должное министру:

Из материала The Times (1981 год):

«В возрасте 72 лет он – один из самых активных и работоспособных членов советского руководства. Человек с прекрасной памятью, проницательным умом и необычайной выносливостью… Возможно, Андрей Андреевич является самым информированным министром иностранных дел в мире».

Суровый политический климат выработал у Громыко привычку не только тщательно готовиться к переговорам, но и тепло одеваться. Консерватором он был в самых мелочах. Невозможно представить его образ неделовым. Заставить надеть рубашку с коротким рукавом на неформальный ужин с Фиделем Кастро не удалось никому (а Куба – это не январский Хельсинки). На Кубе победой окружения стало то, что Андрей Андреевич после долгих уговоров снял пиджак, оставшись в плотной рубашке, галстуке и длинных брюках. Ещё более показательная история произошла в Индонезии. Переводчик Виктор Суходрев посвятил этому случаю несколько абзацев в своих мемуарах:

«Итак, едем мы в очередной раз на машине, Громыко расположился на заднем сиденье, я – на откидном, вполоборота к нему, потому что отвечаю на его вопросы. Ненароком бросаю взгляд вниз и вдруг замечаю под слегка задравшейся брючиной Андрея Андреевича белые кальсоны, явственно просвечивающие через тонкие черные носки. В дни нашего пребывания в Индонезии столбик термометра поднимался обычно до 35–40 градусов в тени. Мы довольно много часов проводили на воздухе, под палящим солнцем. На неформальных церемониях, говорил нам президент Сукарно, лучше всего быть в лёгких одеждах. Громыко оставался в неизменном тёмном плотном костюме и при галстуке. И, как выяснилось, ещё и в тёплом нижнем белье…»

Мода на тёплую одежду позднее довела его до обморока во время заседания ГА ООН в Нью-Йорке. Известен случай, когда сентябрьским днём, выступая в шерстяном пиджаке, Андрей Андреевич потерял сознание, чем привёл в замешательство и волнение всех присутствующих. Выступление остановили, Громыко спешно увели к врачу. После некоторой паузы министр вернулся, продолжив выступление ровно с того места, на котором остановился. Зал отреагировал стоячей овацией. При его непосредственном участии были подписаны договоры о запрещении ядерных испытаний, нераспространении ядерного оружия и ограничении стратегических вооружений. В общем, в холодную войну коктейли было модно пить в шерстяных кальсонах. Кстати, по воспоминаниям очевидцев, Громыко не признавал прогресс даже в бытовых вещах, например бритвах с плавающими головками (не положено?), предпочитая классический станок. Можно ли отнести к недостаткам ретроградное брюзжание по поводу и без – вопрос риторический. Наверное, зависит от того, сколько среди таких людей «Громыки». В его родной белорусской деревне эту фамилию носили все вокруг, поэтому, чтобы не было путаницы, чаще обращались друг к другу семейными прозвищами. Сам он считал, что его род произошёл от древнего воеводы, под началом которого служили все деревенские предки. Другая легенда [не для протокола] гласит, что Андрей Андреевич попал на дипломатическую службу только потому, что его фамилия больше всех понравилась Сталину, когда тот ознакомился со списком молотовских стажёров. Эту версию поддерживает и писатель Святослав Рыбас в интервью RT:

«При встрече Сталин поинтересовался, что Громыко сейчас читает. Тот ответил, что книгу на английском языке об аграрных проблемах США. В ходе общения Сталин сказал, что Громыко – хорошая фамилия для дипломата».

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ:

Врач сказал: «Умер». И тотчас же ударил гром невиданной силы, и разразилась такая гроза, какие на редкость даже на южных морях. Я вдруг подумал: «Так вот ты какой был... Ты держал на плечах равновесие Мира. Умер, и равновесие рухнуло, и Мир встал дыбом.

Братья Стругацкие, «Стажёры»