Датская «сказка» казака Тимофея Ящика

Подписаться на Фотоателье «За рубежом» в Telegram

Что приходит на ум при слове «телохранитель»? В первую очередь клишированный портрет физически развитого молодого человека в тёмных очках, рапортующего «принял» в гарнитуру. Пиджак, галстук, белая рубашка. Взгляд его сосредоточен, а за счёт молчаливости кажется одновременно и глубоким, и опасным, и дерзким (как в рекламе люксовых брендов). Ещё, пожалуй, сознание рисует хрестоматийного охранника из случайно взятого торгового центра. Хотя он-то уж точно никого не охраняет (и не рекламирует), но порой [ему] кажется, что он Кевин Костнер из фильма «Телохранитель» (1992). От таких фрагментированных представлений два образа часто сливаются в один, и всё это сильно множится на флёр «понятийных» девяностых. Так и хочется продолжить: «А ведь они тоже люди...». На самом деле так оно и есть, причём телохранители – в прямом смысле самые близкие люди охраняемого лица, особенно если это лицо высоко поставлено. Понятно ведь, что нужно очень доверять человеку, который не отходит от тебя ни на шаг, так как шансов причинить физический вред у него в разы больше, чем у потенциальных врагов и провокаторов, из-за которых он был принят на работу. Так было в любое время, но больше всех досталось, пожалуй, средневековым руководителям: зачастую царям не дозволялось даже уединиться и возлежать с женой без пригляда специально обученных людей, которые должны были зафиксировать, что возможный наследник родится от того, от кого следует. В общем, какие tempora, такие mores.

В попытке избавиться от некоторых стереотипов и взглянуть на мир глазами телохранителя ограничимся ХХ веком на примере Тимофея Ксенофонтовича Ящика. Двухметровый казак и богатырь Ящик из кубанской станицы Новоминская волей случая стал личным телохранителем вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, пережив с ней Первую мировую, революцию и эмиграцию. Он не отходил от монаршей особы до самой её смерти, прокачав всевозможные скилы: от повара и «дирижёра» пасхальной службы до проводника для родственников Романовых, которых требовалось переправить в Данию. В благодарность за верную службу Мария Фёдоровна оставила Ящику небольшое наследство, на которое тот впоследствии открыл свой магазинчик в Копенгагене. Телохранитель матери последнего русского царя имел в датской среде славу и уважение, чему свидетельствует и тот факт, что местный музей вооружённых сил экспонирует коллекцию его личных вещей: шашку, револьвер, кинжал, черкеску. Фотоателье «За рубежом» приводит фрагменты из мемуаров Тимофея Ксенофонтовича «Рядом с императрицей. Воспоминания лейб-казака». Кстати, чтобы «добраться» до Марии Фёдоровны, казаку из Новоминской сначала пришлось поработать в охране Николая II, собирая подковы (об этом чуть ниже).



КАК ПРИВЛЁК ВНИМАНИЕ ЦАРЯ

«Царю понадобился новый лейб-казак, и наш командир полка спросил, нет ли кого-нибудь из отправляемых домой людей, кто хотел бы получить это место. Многие вызвались, и я был в их числе. В один прекрасный день все претенденты были выстроены в шеренгу для представления царю, который сам должен был выбрать счастливца. Царь подошёл ко мне и спросил:

– Как тебя зовут? – Тимофей Ящик, Ваше Величество! – Ящик... Мне кажется, что я слышал раньше эту фамилию.

Я позволил себе сказать, что мой брат, который старше меня на 12 лет, служил в царской лейб-гвардии. Он быстро и внимательно взглянул на меня и сказал: – Я беру этого Ящика!

Я и виду не подал, что от счастья не мог стоять на ногах. Мне было 36 лет. Как говорится, был в своём лучшем возрасте, но казалось, что моя жизнь только начинается. А через три месяца началась война».

НЕСЧАСТЛИВЫЕ ПОДКОВЫ НИКОЛАЯ II

«Я должен был круглосуточно находиться в его распоряжении. Когда царь утром отправлялся гулять в парк, то я следовал за ним на соответствующем расстоянии. Если царь хотел мне что-то сказать, он иногда взмахом руки подзывал меня поближе. Чаще всего это случалось, когда он находил подкову, а так как царь твёрдо верил, что подкова приносит счастье, то каждый раз я должен был забирать её с собой домой. Царь чаще гулял в парке, где занимались верховой ездой сотни офицеров и рядовых казаков. Когда я возвращался обратно во дворец, то передавал подкову камердинеру, и тот каждый раз приходил от этого в отчаяние».

ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С МАРИЕЙ ФЁДОРОВНОЙ

«Когда я предстал перед вдовствующей императрицей, она приняла меня с ужасом.

– Как же ты выглядишь? – сказала она. – Царь рассказывал мне, что ты настоящий лейб-казак с длинной красивой бородой и ухоженными волосами, но ты же почти лысый!

Я попросил прощения у императрицы за мой внешний вид и пообещал сделать всё возможное, чтобы исправиться, тогда императрица засмеялась и приняла меня».

ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА МАТЕРИ С СЫНОМ

«Мы находились уже три дня на вокзале в Могилёве, и императрица не покидала свой вагон. Во второй половине третьего дня императрица позвала своего сына, отрёкшегося от престола царя обедать в свой вагон-столовую. В 4 часа пополудни в вагон внезапно зашли три посланца новых властей. Их легко было узнать по их красным повязкам. Они вежливо, но решительно сообщили, что пришли отправить царя обратно в Санкт-Петербург, где требуется его присутствие. Император, знавший, что игра проиграна, сразу поднялся и подошёл, чтобы попрощаться со своей матерью. Императрица обняла, ласково поцеловала и благословила его. Она очень плакала – больше, чем я когда-либо до и после этого видел, как плачет сильная датская принцесса (имя Мария Фёдоровна принцесса взяла после переезда в Россию и принятия православия. Её датское имя – Мария София Фредерика Дагмар. – Прим. авт.). Царь прослезился, взял свою шинель и меховую шапку и сказал, что он готов следовать за ними. Бывшая императрица видела своего старшего сына в последний раз».

РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ГОГОЛЬ-МОГОЛЬ

«Это произошло ранним утром. Я лежал и дремал, так как я должен был принести императрице утренний кофе около восьми. Вдруг я услышал за пределами дворца шаги и приглушённые слова команд. Я вскочил с кровати, чтобы идти к императрице, которая спала в соседней комнате. Но ещё до того, как я схватил свою шашку и револьвер, дверь в мою комнату распахнулась, и в тот же миг ко мне ввалилась группа матросов. <...> Когда они принялись за обыск, то делали своё дело основательно. С ними была женщина, и именно она была наиболее настойчивой и изобретательной. Она перерыла ящики и шкафы во всём доме и просила солдат вспарывать подушки и одеяла по швам. Когда они входили в какую-либо комнату, то приказывала находящимся в ней и ещё лежащим в кровати людям выложить руки на одеяло, чтобы они не смогли неожиданно схватиться за оружие. Некоторое время спустя отряд, который насчитывал несколько сотен человек, отправился обратно тем же путём, которым пришёл. Я поспешил на кухню, чтобы принести императрице утренний кофе. Не было видно ни души. Но было ясно, что там кто-то был, так как всё съедобное из кухни исчезло. Я не смог найти сахар и сливки. <...> Я ожидал увидеть императрицу расстроенной и подавленной, но она встретила меня широкой улыбкой.

– С добрым, Ящик, – сказала императрица, – сколько шума. Неужели нельзя утром спокойно поспать?»

«ДИРИЖЁР» НА АНГЛИЙСКОМ КОРАБЛЕ
 
«И вот пришла пасхальная ночь – самая необычная пасхальная ночь, какую я когда-либо в жизни переживал. Нам предоставили самую большую каюту на борту. В 11 часов вечера появились «прихожане». Вдовствующая императрица надела светлое праздничное и очень красивое платье. При обычных обстоятельствах православная пасхальная ночь – великолепный и захватывающий праздник с шествием, пением псалмов, хоровыми песнями и многим другим. Нам не хватало органа и некому было руководить хором. Гофмаршалы и дамы пробовали, но пение не получалось. Тогда императрица позвала меня и сказала:

– Ящик, ты будешь запевать.

Я должен был вступить в должность псаломщика судовой церкви, не имея голоса. И вот я поднял руки, как тот человек, что обычно дирижировал хором у нас в станице, и начал сам петь один из пасхальных псалмов. И произошло чудо: пение, которое до этого момента было неуверенным и нескладным, вдруг зазвучало. И мы отпраздновали Пасху на английском корабле, который с каждым оборотом поршня уносил нас всё дальше и дальше от нашей любимой России. <...> Я поцеловал руку императрицы, её величество поблагодарила меня за помощь в ведении праздника».

ПРОВОДНИК СЕМЬИ

«В конце декабря императрица дала мне задание поехать в Новороссийск, чтобы забрать оттуда некоторых родственников императрицы. Я пустился отсюда в путь на борту грузового теплохода, который ходил под русским флагом, и спустя месяц прибыл в пункт назначения. Мне удалось быстро связаться с той семьёй, которую я был направлен забрать. Я был горд тем доверием, которое императрица мне оказала, и признаюсь, что я смахнул слезу, когда увидел, как была счастлива она увидеть вернувшихся к ней родственников».

ПРОБЛЕМЫ С ДАТСКИМ ЯЗЫКОМ

«Я так никогда и не научился по-настоящему говорить по-датски. Одной из главных причин было, без сомнения, то, что в течение первых четырёх-пяти лет мы всё ещё ждали возвращения обратно в Россию. В первые годы я не думал, что смогу выучить большее количество слов, чем «императрица», «да» и «спасибо» – и эти слова я употреблял без разбора направо и налево. Однажды императрица присутствовала на похоронах высокопоставленного офицера. Шофёр императрицы Ларсен и я оставались на улице. Я был в полном обмундировании, и очень скоро вокруг меня собралось несколько мальчиков и девочек. Шофёр Ларсен вдруг сказал им:

– Берегитесь: это настоящий живой казак и он ест детей. Они отступились на шаг, и самый смелый из них спросил: "Это правда?". Здесь не подходили ни слово "императрица", ни слово "спасибо", и я сказал "да"».

Тимофей Ящик не был Кевином Костнером, а императрица не была Уитни Хьюстон, тем не менее между ними была долгая и доверительная история отношений. Это I will always love you, только в платоническом значении, легло в основу его мемуаров, которыми он решил поделиться с датчанами – может быть, и для того, чтобы те не воспринимали казачество как «чудо чудесное» (Е. Малышева). Книгу воспоминаний опубликовали уже после его смерти, в 1965 году, но в России мемуары телохранителя вышли не так давно. Возможно, потому, что оригинальная версия все эти годы существовала на непонятном российским издателям (и не только им) датском языке.

---

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ:

Так сидели они рядышком, оба уже взрослые, но дети сердцем и душою, а на дворе стояло лето, тёплое, благородное лето.

Ханс Кристиан Андерсен, «Снежная королева»

---

Автор: Иван Захаренко