Бунтарь на сцене

«Театр умирает, и хоть на мой век его, слава богу, хватит, не думаю, чтобы он надолго меня пережил. Старое вино выдохлось. И пьесы теперь уже не те, и публика не та, и актеры не те» – так пессимистично рассуждал один из героев произведения Джона Бойнтона Пристли «Дженни Вильерс» (1947). Но мысли книжного режиссера Гилберта Рейнольдса на десять лет раньше, словно мантру, повторяли многие иностранные издания. И все ж в этом темном царстве театрального декаданса появился один луч солнца – новаторский чехословацкий театр «Д-34». О том, что отличало его от других сцен Европы и почему театр каждый год менял название, читатель «За рубежом» узнал из № 1 (105) от 5 января 1936 года.

Французский театр застыл, как муха в янтаре, английский – живет боевиками и светскими комедиями, лишь изредка потчуя зрителя пьесами Шекспира и Шоу, австрийский хоть и усиленно поддерживает свои традиции, но утратил всякую связь с настоящим – в конце 30-х в театральной среде царили настроения довольно мрачные. Все приелось, надоело и, казалось, себя исчерпало. Неудивительно, что маленький чехословацкий театр «Д-34» оказался глотком свежего воздуха в этом душном и пыльном закулисном пространстве.



Созданный в 1933 году в Праге чешским актером и режиссером Эмилем Франтишеком Бурианом (в старом написании – Бурьяном) театр представлял из себя весьма скромное пространство. Сегодня его бы назвали камерным. Полное его название «Дивадло-34» было образовано от чешского слова divadlo, что в переводе значило «театр» (вот уж неожиданно, правда?), и года его первого сезона – 1934-го (тоже не слишком оригинально). Причем каждый год число в названии менялось соответственно сезону. Статья «За рубежом», соответственно, была посвящена театру «Д-36». Но под видимой простотой названия крылась интересная концепция Буриана: зрители становились участниками, «сопереживателями» каждой постановки.

Ростки нового театрального искусства, которое мы наблюдаем в театре Бурьяна, – это следствие укрепившейся связи сцены со зрителем. Актеры и зрители объединены едиными чувствами и переживаниями. «Коллективное переживание» открывает театру перспективы коренной перестройки. Театр уничтожает преграды, отделявшие его от зрителя. Бурьян – великолепный пример этого. То, что у него нет занавеса и кулис в обычном значении, – это не просто стиль. Постановки Бурьяна никогда не бывают схематичными. Пьесы Горького требуют иного ритма, иной актерской игры, чем пьесы Гофмайстера или Фридриха Вольфа. Не говоря уже о произведениях Шекспира и Мольера.

Конечно, идея посадить зрителей практически на сцене не являлась чем-то новым. Но Буриан ее сильно переосмыслил: действие его спектаклей время от времени переносилось в зрительный зал, а сами зрители становились участниками постановок. К тому же на сцене (хотя в театре «Д-34» это было весьма условное понятие) царствовал минимализм.

Несколько легко передвигающихся помостов, несколько поворотных кругов, несколько лестниц – и сцена готова. К этому надо добавить только прожекторы. Бурьян довольствуется намёком, который, правда, совершеннее вывесок шекспировского театра «Глоуб»: «Здесь – лес».

Позже «Д-34» стал известен и своей световой сценографией: для создания декораций сам Буриан и его верный соратник по сцене Мирослав Коуржил начали использовать кино- и диапроекторы. Этот метод даже получил собственное название – Theatregraph. Вот как описывал его Коуржил: «В 1936 году мы открыли при постановке „Пробуждения весны“ новый технический принцип использования проекции на сцене. Проекторы создавали изображение на прозрачной плоскости (тюлевый занавес), а за ней в точечном освещении возникали драматические персонажи пьесы... Таким образом осуществлялось оптическое сложение изображения проекции и игры актеров. Проекция была соучастником создания драматического пространства и перестала быть только иллюстрацией».

То, что делал театр Буриана, по сути, стало фундаментом для идей, которые спустя десятилетия развились в работах таких титанов сцены, как Йозеф Свобода и Ладислав Выходил.

Среди самых ярких спектаклей театра – мировая премьера «Бала манекенов» Бруно Ясенского (1934), не раз ставившая в тупик зрителей, «Трёхгрошовая опера» Бертольта Брехта (в 1934 и 1955 годах), а также вечная классика вроде «Венецианского купца» Шекспира (1934). Буриан буквально «заполнял» музыкой свои постановки, сказывалось его музыкальное образование (он учился у самого Йозефа Богуслава Фёрстера в Пражской консерватории). А ещё его отец был оперным певцом.

С началом Второй мировой войны и оккупации Чехословакии нацистами театру пришлось несладко. В 1941 году Буриан был арестован гестапо и отправлен в концентрационные лагеря – сначала в Терезин, затем в Дахау и Нойенгамме. Но даже в этих самых тёмных уголках ада он умудрялся организовывать подпольные культурные программы для узников. В мае 1945 года его жизнь едва не оборвалась: он чудом выжил после атаки британских ВВС на корабль «Кап Аркона», который перевозил заключённых. В том же году Буриан вернулся в освобождённую Чехословакию, где его уже считали погибшим.

После войны театр вернулся к жизни под новым названием «Д-46» (1946), продолжая свою забавную традицию. Буриан активно сотрудничал с театрами по всей Чехословакии, включая сцены в Брно и оперетту в Карлине. А еще дружил с Бертольдом Брехтом и Всеволодом Мейерхольдом. После коммунистического переворота 1948 года он оказался в самом центре политической игры, став членом парламента Чехословакии. А в 1955 году театру вернули его историческое имя «Д-34».

После смерти Эмиля Франтишка Буриана в 1959 году театр, как водится, переименовали в его честь – Театр им. Э. Ф. Буриана. Однако с уходом основателя он, похоже, утратил и свой бунтарский дух: со временем новаторские и экспериментальные традиции сошли на нет. Тем не менее театр оставил за собой внушительное творческое наследие. В 1991 году он прекратил свое существование.

---

Мария Седнева
Иллюстрация: «За рубежом», Midjourney