Про это

Главное правило нашего фотоателье — минимум морализаторства, максимум наблюдения. Любые окраски, дающиеся в материале, являются проработанным воображением автора, тогда как сами события — зафиксированными в разных источниках. Прямо сейчас мы наблюдаем за родившейся в армянской семье турецкой актрисой и танцовщицей по имени Айшé Нанá. В 1958 году Айше гостила в Риме. В то время в районе Трастевере, где приютился ресторан «Ругантино», вечерами гудела богемная жизнь. В заведении собиралась творческая и золотая молодёжь Италии: слушали музыку, танцевали... разумеется, выпивали. В какой-то момент Нана решила разбавить репертуар вечеринки и организовала танец живота, плавно раздеваясь на глазах у всех присутствующих. Импровизированное «бордельеро» (В. Шукшин) пришлось гостям по вкусу: мужчины устроились поудобнее, женщины отошли в сторонку, однако внимания не теряли. Тусовка была закрытой, поэтому перформанс должен был остаться лишь туманным воспоминанием похмельного утра. Но вмешался случай, поместивший в этот же ресторан уличного фоторепортёра Тацио Секкьяроли. И... понеслось. Через три дня сделанные им снимки опубликовали газеты, одну из которых взял и прочитал Федерико Феллини. Вдохновившись событием, вызвавшим большой шум в на тот момент консервативном итальянском обществе, Феллини реконструировал сцену стриптиза в «Ругантино» в фильме «Сладкая жизнь» (La dolche vita). Фотограф Секкьяроли стал прототипом персонажа Папараццо, а после премьеры «Дольче виты» в 1960 году в мир светской журналистики вошло и само слово — «папарацци».

Хайпанули на этом все, кроме самой Айши. Её заключили под стражу на 3 месяца за «неуважение к морали», а мечты сыграть драматическую роль в фильмах Витторио де Сики, ради которого она и приехала в Рим, растворились в основном в полуэротических комедиях. Нана практически не давала интервью и лишь на закате жизни (почему исповедальной площадкой был выбран журнал для слабовидящих — загадка) назвала вечер в «Ругантино» своим проклятьем.

«Культурный журнал Брайля» (Жасмин Цкин, 2012 год):

«Я не работала стриптизёршей. В 14 лет я дебютировала в балете «Шахерезада» Римского-Корсакова. Я танцевала перед тысячами аплодирующих людей. Моей ошибкой было приехать в Италию. Если бы я осталась во Франции... В Париже у меня была отличная карьера. Моё несчастье состояло в том, что я хотела сняться у де Сики. А потом был тот дурацкий вечер…».

Причина, по которой Нана согласилась на интервью, — попытка избавить себя и в большей степени свою дочь, Аргию Сару Пасторе, от клейма бывший стриптизёрши и дочери бывшей стриптизёрши соответственно. Кстати, Айше — первая победительница конкурса «Мисс Бикини» в Турции, а её дочь как будто по инерции избиралась «Мисс Босфор». Правда, в отличии от матери, Сара Пасторе построила успешную карьеру и стала оперной певицей. Кто знает, как сложилась бы её судьба, столкнись она в юности с каким-нибудь турецким фотолюбителем. Сам же Секкьяроли после выхода «Сладкой жизни» 20 лет работал личным фотографом Софи Лорен.

Если отвлечься от снимка и посмотреть на механику процесса, то само явление папарацци покажется неразрывно связанным с вуайеризмом. Желание подглядывать — с одной стороны и жажда быть замеченным — с другой. Стриптиз в его первом и самом примитивном значении — лишь прагматичный пример такого взаимодействия. В то время как обнажённое тело (в основном, конечно, женское) было и остаётся источником не только естественных природных импульсов, но и вдохновения во всём многозначном понятии жизни. И зачастую триггером в этой истории является не результат, а форма подачи и мотив. Мужчины и женщины знают об этой силе как минимум со времён «венер палеолита». Запоминаются нюансы, которые всё и решают. Айше Нана в нюансах разбиралась. Понять, какой эффект может вызвать незапланированный откровенный танец на вип-вечеринке в компании продюсеров и режиссёров, она была в состоянии. Просто не туда срикошетило.

Кажется, что подобной, но гораздо более объёмной и сложной формой вдохновения, затрагивающей не только физический аспект, чаще пользовались люди из мира искусства. Но это лишь потому, что фрагменты их жизни хорошо задокументированы. Небезызвестная Лиля Уриевна (Юрьевна) Брик обзавелась многогранной репутацией: от «музы русского авангарда» до «тифозной воши советской поэзии». Одни превозносили, другие превозмогали, но никто бы не поспорил с тем, какое мощнейшее воздействие она оказывала на Владимира нашего Маяковского. Провести дразнящую фотосессию в стиле ню — ничто. Открыто проживать с двумя мужчинами — ерунда. Умение держать, то приближая к себе, то отдаляя, — вот где был талант. Не исключено, что такие «движения» были взаимными.

Из письма Маяковского Лиле Брик:

«Я что угодно с удовольствием сделаю по доброй воле, хоть руку сожгу… по принуждению даже несение какой-нибудь покупки, самая маленькая цепочка вызывает у меня чувство тошноты, пессимизма и т.д. Что ж, отсюда следует, что я должен делать всё что захочу? Ничего подобного. Надо только не устанавливать для меня никаких внешне заметных правил. Надо то же самое делать со мной, но без всякого ощущения с моей стороны… Какая жизнь у нас может быть, на какую я в результате согласен? Всякая. На всякую».

Из письма Лили Брик Маяковскому:

«Ты мог бы мне сейчас нравиться, могла бы любить тебя, если бы был со мной и для меня. Если бы, независимо от того, где были и что делали днём, мы могли бы вечером или ночью вместе рядом полежать в чистой удобной постели; в комнате с чистым воздухом; после тёплой ванны! Разве не верно? Тебе кажется — очень мудрю, капризничаю. Обдумай серьезно, по-взрослому. Я долго думала и для себя — решила. Хотелось бы, чтобы ты моему желанию и решению был рад, а не просто подчинился! Целую. Твоя Лиля».

Другой пример — Йоко Оно и Джон Леннон. Этот любимый всеми папарацци тандем отсвечивал несколько другими гранями, больше направленными вовне, чем друг в друга, но и он строился на взаимном магнетическом влечении. В основном культивировалась концепция всеобъемлющей любви и пацифизма, хотя голые ягодицы тоже мелькали. Использовать внимание к телу Оно начала задолго до судьбоносного знакомства с легендарным битлом. Самым содержательным её перформансом считается иммерсивная акция «Отрежь кусочек» (Сut piece). Смысл такой: каждому зрителю дозволялось взять в руки ножницы и отрезать кусочек одежды Йоко Оно, неподвижно сидящей на сцене. Некоторые подходили и отрезали небольшие фрагменты юбки или блузки, другие же смело надрезали бретельки бюстгальтера и срезали большие куски одежды. Такой трансгрессивный стриптиз критики понимали по-разному: от банального выпендрёжа и провокации до наглядной иллюстрации отношений человека и общества. Это представление она повторяла несколько раз (Токио, Нью-Йорк, Лондон), последний — в 2003 году. Тогда в одном из интервью Йоко Оно сказала:

«В 1960-х я делала это из злости. Сейчас я делаю это из любви — и это очень большая разница».

Как ни странно, со стриптизом можно столкнуться даже на похоронах. В Китае. Местное Министерство культуры безуспешно пытается с этим бороться, но случаи совсем не единичные. Чаще всего такие ритуалы проходят в деревнях. Жители приглашают стриптизёрш для дополнительного привлечения посетителей. Объясняется это тем, что, чем больше людей придёт на прощание с человеком, тем удачнее сложится судьба покойника в загробном мире. Как сообщает «Российская газета» со ссылкой на китайское издание Global Time, картина выглядит следующим образом: вокруг небольшой сцены перед телевизором, где демонстрируется портрет покойного, сидят скорбящие жители деревни, тогда как специальная актриса раздевается перед портретом под старинную скабрёзную песню «Шибамо» («18 касаний»). Другой китайский портал Sina English приводит слова местной жительницы по фамилии Цзянь, которая говорит, что пригласила двух танцовщиц, чтобы проводы в последний путь стали для её мужа незабываемыми.  Впрочем, не только для него, ведь тут как тут и любители зафиксировать происходящее на камеру. Доказательство сладкой жизни, не иначе.