Интермеццо Леди Флоренс

из очерка М. Горького «В. И. Ленин», 1924 г.:

«Как-то вечером, в Москве, на квартире Е. П. Пешковой, Ленин, слушая сонаты Бетховена в исполнении Исая Добровейн, сказал:

– Ничего не знаю лучше Appassionata, готов слушать её каждый день. Изумительная, нечеловеческая музыка. Я всегда с гордостью, может быть, наивной, детской, думаю: вот какие чудеса могут делать люди.

И, прищурясь, усмехаясь, он прибавил невесело:
 
– Но часто слушать музыку не могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить и гладить по головкам людей, которые, живя в грязном аду, могут создавать такую красоту. А сегодня гладить по головке никого нельзя – руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого насилия над людьми. Гм-гм, – должность адски трудная!».

УРОК СОЛЬФЕДЖИО № ТАКОЙ-ТО

Пожалуй, главное чудо в музыке – абстрактность. Никто не может догадаться, какие эмоции управляют нами, когда мы слушаем ту или иную мелодию, и какие образы в этот момент пляшут на сцене сознания. Кто-то, подобно Ленину, захочет делать «милые глупости», другой – отправится убивать, и не исключено, что с улыбкой. Особенно ярко это свойство отражается в классической музыке, этаком пространстве ООН в мире нот, где интерпретация прекрасного имеет как минимум 193 версии (количество стран-участниц. – Прим. авт.). Великая красота из тетрадей Бетховена, Баха, Моцарта, Вагнера, Верди, Чайковского и Стравинского верна одновременно всем. Тем, кто обучался музыкальной грамоте (автор поднимает руку), известно, что всё не так уж загадочно. Настроение задаётся выбранной тональностью, за смену тональности отвечает модуляция, а неустойчивые ступени всё время стремятся к устойчивым, как слабый тянется к сильному – рождается гармония. В общем, второе обращение септаккорда с квинтой в основании, или, говоря откровенно, непопулярные уроки сольфеджио. Но это теория, а на практике доминантой (пятая ступень лада, один из главных элементов гармонии. – Прим. авт.) будет контекст: кто и с помощью каких инструментов творит волшебство, в какой момент жизни магия настигает нас и другие подробности. Возьмём, например, пение. Хороший вокалист может окрасить музыку, подчинить себе ноты и поклонников. У Нарциссы Флоренс Фостер Дженкинс (на фото в центре) примерно так и вышло, только это подчинение было насильственным. Полное отсутствие музыкального слуха, чувства ритма и певческого таланта помноженное на одну из форм амузии (когда человек не слышит собственную фальшь) не помешали ей выйти на сцену и спеть сложнейшие арии в переполненном Карнеги-холле. Себя она считала великой вокалисткой, поскольку никто из ближайшего окружения не осмеливался заметить ей, что она может петь что угодно, кроме, собственно, нот. Ночью из ночей в музыкальных анналах Нью-Йорка считается 25 октября 1944 года.



TABLEAUX-VIVANTS

Нарцисса Флоренс Фостер с детства осваивала дисциплины, положенные девочкам из хорошей семьи: языки, танцы, музицирование. Поначалу всё внимание юной мисс Фостер было отдано игре на музыкальном инструменте. Уже в семь лет отец, бывший крупным землевладельцем в Пенсильвании, организовал для неё сольный фортепианный концерт в Белом доме (чего мелочиться-то?), но вскоре девушка получила травму руки и карьерная тональность сместилась в сторону вокала. Фанатичное рвение к публичным выступлениям совпало с поистине драматичными переживаниями молодости: от краткосрочного брака с мужем осталась вторая фамилия (Дженкинс) и сифилис. Лечили сифилис ртутью и мышьяком, поэтому Нарцисса рано облысела и была вынуждена носить парики. Примерно в этот период скоропостижно умер отец, оставив дочери внушительное состояние. Иного выбора, кроме как обогащать своим талантом мир искусства, Фостер Дженкинс не оставалось. Директор музея Карнеги-холла Джино Франческони в материале для CBS News ссылается на гармонию американских устоев времён Аль Капоне:

«Когда она унаследовала деньги от своего отца и переехала с матерью в Нью-Йорк, одним из способов, которым женщины могли войти в общество, было вступление в музыкальные клубы».

Сорокалетняя Фостер Дженкинс завела смутно определённые отношения совместного проживания с британским актёром Сент-Клер Бэйфилдом, который стал её менеджером. Под эгидой организованного ими клуба «Верди», Леди Флоренс начала давать закрытые концерты в регулярно арендуемом бальном зале отеля «Ритц-Карлтон» (не Белый дом, но всё же). В этот клуб любителей острых музыкальных ощущений Бэйфилд пропускал только избранных, способных по достоинству оценить гений вокалистки. Никаких журналистов и случайных гостей. От членов «Верди», состоящих в основном из представителей различных культурных сообществ, требовалось восхищаться трелями (долгое чередование соседних звуков), форшлагом (краткое захватывание соседнего звука) и мордентами (быстрый переход на соседний звук и возвращение к основному) редчайшего колоратурного сопрано мадам. Ещё по возможности осыпать сцену цветами. Взамен, при посредничестве всё того же Бэйфилда, можно было справедливо рассчитывать (не сразу, конечно) на финансовое покровительство. Впрочем, как пишет Pacific Standart, ссылаясь на интервью концертмейстера с возвышенным именем Косме Макмун (постоянного аккомпаниатора Фостер Дженкинс), не все из этих светских бездельников были подхалимами, но мадам была «настолько наивна в своей бездарности», что считывала диктуемые нормами приличия любезности формой поздравления. С течением времени Флоренс Фостер Дженкинс стала меценатом и музыкальным председателем многих организаций Нью-Йорка, продвигала и организовывала концерты для американских музыкантов и художников. Почётным членом клуба «Верди» числился даже знаменитый итальянский тенор Энрико Карузо.

Из статьи «Худшая певица в мире», Pacific Standart (Н. Зальсбург):

«Её основными целями были сложнейшие мировые драматические арии из опер «Фауст», «Риголетто», «Аида», «Волшебная флейта». Это было похоже на канатоходца-любителя, пытающегося пересечь Ниагарский водопад снова и снова, причём каждый первый шаг приводит к провалу. И всё же каждый раз она сияет торжеством, настаивая на том, что добилась успеха в великолепном стиле».

В принципе, на этом Фостер Дженкинс стоило бы остановиться, зафиксировав успех и самореализацию в роскошных декорациях. К слову, обычно все подобные вечеринки заканчивались популярным в высших социальных кругах той эпохи развлечением – tableaux-vivants, «живые картины». Все замирали на сцене в красивых костюмах. Дженкинс лично продумывала сюжеты, в центре которых главным героем была она сама. Например, ангелом, спустившимся с небес. Всё это нам знакомо в современной экономверсии под названием «Манекен челлендж», или «Морская фигура, замри!». Тем не менее, однажды вокалистка проснулась и решила, что нечего таить такой талант за стенами «Ритц Карлтона» и, не слушая любезные уговоры ближайшего окружения, отправилась в звукозаписывающую студию, чтобы засвидетельствовать своё tableau наряду с такими оперными дивами, как Лили Понс.

Из статьи в New York Post (Л. Гетлен):

«Арендуя время в студии, она не выдержав, начала с арии из «Волшебной флейты» Моцарта. Без каких-либо предосторожностей, таких как разминка или репетиция, она наполнила свои легкие, и самая узнаваемая ария Моцарта начала распадаться на последовательность нерешительных пауз и визгов надежды».

КОРОЛЕВА НОЧИ

В фильме «Примадонна» (2016), где роль Леди Флоренс исполнила Мэрил Стрип, все соратники изображены скрывающими от неё правду, а Дженкинс – некомпетентной самовлюблённой тёткой и клоунессой. Но вот на портале NPR.org в материале, посвящённом жизни Фостер Дженкинс, есть непопулярная версия известного преподавателя вокала Билла Шумана, что Дженкинс была слишком умна и не могла не знать.
 
«Она не могла не знать. Особенно как человек, который потратил так много времени и ресурсов на помощь молодым, действительно хорошим певцам».

Одной из молодых певиц, которых поддерживала Дженкинс, была Луиза Фрэнсис Бикфорд, которая позже стала учителем Шумана и направила его к его нынешней профессии. Шуман пересказывает в интервью NPR свой разговор с Бикфорд:

«Она сказала, что Флоренс была замешана в шутке, ей нравилась реакция публики, и она любила петь. Но она знала».

В возрасте 76 лет Дженкинс наконец уступила «требованию публики» и забронировала Карнеги-холл для общего выступления, чему немало способствовали разошедшиеся по рукам записи её пластинок. Поскольку распространение билетов впервые вышло из-под контроля Бэйфилда, насмешников и критиков больше нельзя было сдерживать. Спрос был таков, что на зал вместимостью 2800 мест претендовали примерно 4000 зрителей. Присутствовали многочисленные знаменитости, в том числе и Лили Понс (кстати, в фильме её блистательно играет-поёт, российская оперная певица Аида Гарифуллина). Концертмейстер Макмун вспоминает кульминационный момент вечера, когда во время исполнения арии Адели из оперетты «Летучая мышь» Штрауса Леди начала танцевать: 

«Она праведно положила руки на бедра и закружилась в танце. Это была самая нелепая вещь, которую я когда-либо видел. Одну известную актрису пришлось вынести из ложи, потому что она впала в истерику».
  
На следующее утро газеты были полны резких и саркастических обзоров, которые, как принято думать, опустошили Дженкинс. Немного спустя она скончалась от сердечного приступа. New York Post подытожил затянувшееся на десятилетия интермеццо:

«Леди Флоренс… вчера вечером отпустила одну из самых странных массовых шуток, которые когда-либо видел Нью-Йорк».

Альбом с записью вокала Леди Флоренс, оцифрованный в 1992 году, можно найти в интернете. Называется The Glory (????) Of The Human Voice («Слава (????) Человеческого Голоса»). Гм-гм.

---

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ:

Есть свидетельство о рождении. Есть свидетельство о смерти. Где свидетельство о жизни?
 
Михаил Жванецкий

---

Автор: Иван Захаренко