Габен без грима

Видный французский киноактер Жан Габен, известный советским зрителям по фильмам «Отверженные», «Сильные мира сего», «Гром небесный» и другим, делится с корреспондентом журнала «Лектюр пур тус» мыслями о трудной профессии киноактера. Погоня за славой портит актера, говорит он, следует любить свое дело, верно служить ему.

Говорят, что Жан Габен, стремящийся покрыть свою жизнь завесой секретности, чуждается расспросов о себе, особенно со стороны журналистов. Когда видишь Габена впервые, невольно начинаешь верить этой легенде.

Массивная фигура, слегка раскачивающаяся при ходьбе, непроницаемое лицо, испытующий взгляд голубых глаз, прикрытых очками, свитер с завернутым воротом и клетчатая кепка — «господин Габен» не дает повода запросто подойти к себе, похлопать по плечу, обратиться на «ты».

Точная копия всех людей, которых он воплотил на экране, Габен внушителен. Он очень хорошо знает об этом и пользуется внешностью как лучшим оружием против навязчивых газетчиков.

ГОЛОВОКРУЖИТЕЛЬНЫЙ ДЕБЮТ

Но это только внешность. Чтобы убедиться в этом, нужно увидеть Габена с людьми, которых он любит и ценит. Трансформация полнейшая. Все лицо освещается широчайшей улыбкой, в глазах — добродушная хитринка, и этот человек, известный своей молчаливостью, оживленно рассказывает сочным языком, пленившим поколения зрителей, анекдоты с неподражаемым юмором, делится воспоминаниями в выражениях, свойственных только ему одному. 

«Но потом я уступил родительским увещеваниям, — вспоминает Габен, — и дебютировал в одном ревю в театре «Фоли-Бержер». Это было добрых полвека назад. Я изображал газовый светильник на заднем плане, или, как теперь говорят, был статистом. Еще я был дублером одного молоденького премьера, игравшего роль маршала де Сакса. Однажды он заболел и меня нарядили в доспехи и парик и взгромоздили на помост в пяти метрах над сценой. Внизу плясали танцовщицы, которые должны были представить меня публике. Но я так дрожал от страха, что свалился с помоста прямо на сцену в самый разгар канкана. Представляете картину! В тот день я думал, что моя артистическая карьера так и закончится на этом падении».

«ЗВЕЗДНЫЙ» МИФ 

Кстати, о карьере. Жан Габен совершенно не разделяет концепцию молодых актеров наших дней, мечтающих во что бы то ни стало выдвинуться в разряд звезд. Он говорит: «B мое время не было этого «звездного» мифа. Мы удовлетворялись тем, что сознательно делали свое дело за кусок хлеба. Когда я получил ангажемент на 150 франков в одном мюзик-холле, то чуть не сошел с ума от счастья: я мог сытно есть некоторое время. И я не требовал большего.

Есть еще одно отличие между теми, кто начинал в то далекое время, и нынешними дебютантами: мы не мечтали о том, чтобы походить на того или иного знаменитого актера. Я признаю, что в наши дни крайне трудно сделать карьеру в кино. Публика становится все более и более непостоянной, так что молодые актеры стремятся как можно скорее урвать свое».

«После фильма «Бандера» (1935 год), — продолжает Габен, — я отказался от контрактов почти на миллион франков, потому что твердо решил сниматься только в хороших фильмах. Я дал себе слово, что снимусь в лучшем фильме года. И добился своего. В 1936 году мне удалось сыграть в трех отличных фильмах («Пепе ле Моко», «Славная компания» режиссера Дювивье и «На дне» Жана Ренуара). А в 1938 году одновременно вышли «Набережная туманов» Карне и «Человек-зверь» Ренуара. Именно этими фильмами я объясняю причину моей нынешней популярности».

ЛУЧШЕЕ ДЕЛО В МИРЕ

«Для меня каждый новый фильм, — признается. Габен, — это как бы поединок на ринге. Каждый раз рискуешь проиграть.

Даже после 50 лет работы у меня всегда появляется то же чувство, которое я впервые испытал на помосте в «Фоли-Бержер». Не во время съемок, а когда картина выходит на экран. Вот почему я никогда не присутствую на премьерах. В нашем деле никогда не знаешь заранее, «пойдет» фильм или нет. Возьмите молодых режиссеров: они «умирают» один за другим. А когда я вижу, сколько новых фильмов пылится на полках, то прихожу в ужас. Меня, я знаю, обвиняют в том, что я снимаюсь только у «посвященных» режиссеров, чуть ли не всегда у одних и тех же. Но что вы хотите, я постоянно волнуюсь за судьбу каждого фильма, в котором снимался.

Притом в моем возрасте не хочется увеличивать эти волнения, снимаясь под началом пусть модного, но все равно только начинающего режиссера».

Этим же Габен объясняет тот факт, что, дебютировав после войны на сцене в пьесе Анри Бернстейна «Жажда», он больше никогда не играл в театре.

«Когда я вышел на сцену, — говорит Габен, — то почти ничего не видел. Зрительный зал показался громадным черным гробом. И я играл только для одного человека, которого в зале не было, — для моего отца. Я исполнил его мечту». 

Этот театральный дебют, оставшийся, к сожалению, единственным, был также победой киноактера Жана Габена над теми, кто утверждал, что он не способен играть на сцене.

«Единственный совет, который я могу дать молодым актерам, — это хорошо делать свое дело, — говорит Габен. — Я не верю в актерскую страсть. Актеры, играющие со страстью, в общем, посредственны.

Настоящие профессионалы — те, кто играет, чтобы жить, чтобы зарабатывать на жизнь. Однако это не значит, что не следует любить свое дело. Как раз наоборот, для меня, например, кино — лучшее дело в мире. Ему я обязан всем».

«Прежде всего, мне кажется, нужен хороший текст. Вот почему я предпочитаю сниматься в экранизациях. В этом смысле Сименон для меня мастер. Затем я верю в эффективность естественного диалога.

Что касается игры актера, то я бы сформулировал ее так: стремлюсь как можно лучше передать доверенный мне текст, чтобы заставить всех полностью поверить в моего героя и в его поступки. Для этого я сотни раз пережевываю и перевариваю слова роли, прежде чем открываю рот». 

Что думает Жан Габен о тех знаменитостях французского кино, с которыми он работал на протяжении своей карьеры актера?

Ответ категоричен: «B кино я обязан двум людям: Дювивье за технику и Ренуару за мастерство. После них никто из режиссеров мной не руководил. И когда мне говорят о каком-нибудь режиссере, что он чудесно управляет актером, я смеюсь: я просто не вижу ни одного постановщика, который мог бы показать, что мне нужно делать. Я при этом всегда вспоминаю одного режиссера, который хотел, чтобы я смеялся сатирическим смехом. Я тогда повеселился от души. С Дювивье и Ренуаром мы импровизировали. Это было великолепно».