«Мое творчество нельзя понять, опираясь на прежние каноны»

- Прежде всего, я очень давно являюсь поклонницей куратора выставки, Массимилиано Джони, — с тех пор, как он сделал в Милане выставку «Великая мать». Это была первая крупная экспозиция, посвященная теме рождения и материнства в современном искусстве. В начале 1980-х годов, работая над проектом «Рождение», я не могла найти в современном искусстве ни одного изображения на такую, казалось бы, универсальную тему. А на выставке Джони было множество образов женщин, начиная с сюрреалистов и дадаистов. Работая с Массимилиано над «Городом женщин», я поняла, что вклад женщин в искусство полностью нивелируется. И не только в живописи, но и в ряде других областей: литературе, музыке. Я узнала об альтернативной культурной парадигме, восходящей еще к XV веку. В итоге концепция «Города женщин» родилась благодаря «Книге о граде женском» Кристины Пизанской, которая была первой в Европе женщиной, зарабатывавшей на жизнь писательством.

Феминизм ведь возник не в XIX и даже не в XVIII веке с Мэри Уолстонкрафт (1759–1797, британская писательница, философ, мать Мэри Шелли. — TANR), выступавшей за права женщин. Все началось с книги Кристины Пизанской, в которой она создала мифологический город, населенный 500 важными женщинами, информацию о большинстве из которых мне пришлось искать, когда мы создавали «Званый ужин». Массимилиано Джони, известный своим фундаментально историческим подходом к искусству, хотел вписать мое творчество в эту историю культуры и в эту альтернативную парадигму, ориентированную на женщин. Нам всем с детства твердили, что патриархальная парадигма и есть история искусства. И современные музеи сейчас мучатся, пытаясь понять, как вписать женщин, цветных художников и авторов разного гендерного спектра в эти узкие, устаревшие рамки, не разрушая их. «Город женщин» призван показать, что существует альтернативная история. Та, из которой вырастает мое творчество, и именно поэтому его нельзя понять, опираясь на прежние каноны и традиционные патриархальные представления.

- Как вы думаете, если говорить о современном искусстве, работают ли художники-женщины по правилам этой альтернативной парадигмы? Возможно ли это в нынешних условиях?

- Знаете, большинство не подозревает о существовании альтернативы. Не поймите меня неправильно. Сейчас идут замечательные выставки вроде «Внутри иных пространств. Миры художниц 1956–1976» в Доме искусства в Мюнхене или «Волна. Женщины в ленд-арте» в Центре скульптуры Нашера в Далласе. Но мы должны прийти к осознанию того, что на современное искусство можно смотреть и через другую оптику.

Приведу пример. Хильма аф Клинт (1862–1944, шведская художница-абстракционистка. — TANR). Отличная была выставка в Музее Гуггенхайма в 2018 году. Но то, как ее приняли («ах, смотрите, милая шведка, увлеченная эзотерикой! забавно!»), — это пример абсолютного отсутствия представлений об альтернативной культурной парадигме. А между тем женщины и духовность связаны испокон веков. В «Городе женщин» представлена работа Хильдегарды Бингенской (бенедиктинская монахиня, автор мистических откровений, стихов и песнопений. — TANR), мистика XII века. Если вдуматься, есть теософия, есть Объединенное сообщество верующих во Второе Пришествие Христа, а есть все эти женщины, которые были в авангарде духовных движений и в контексте которых их следует рассматривать уже давно, в нашей традиции.

А сейчас в арт-мире не знают, как и где разместить так много женского творчества. В последние месяцы я пыталась донести эту идею до нескольких молодых женщин, и поначалу она казалась им очень странной. Но стоило им лишь задуматься о ней, как что-то щелкало в их головах, и они признавали: «Ну да, в этом что-то есть». Просто эта идея еще не была представлена уважаемым музеем.

- Одна особенность, которая всегда выделяла ваши работы, — это отношения между красотой и насилием. Не могли бы вы немного рассказать об этом в контексте более крупного проекта по созданию альтернативной истории?

- У меня строго определенное представление о функции красоты в искусстве. Я считаю, что ее задача — помочь нам взглянуть на аспекты реальности, с которыми было бы слишком больно сталкиваться, если бы они не были представлены красиво. Впервые я серьезно задумалась об этом, когда мы с Дональдом Вудманом (художник, фотограф, муж Джуди Чикаго. — TANR) работали над проектом «Холокост». Как создать такие образы происходившего в тот исторический период, чтобы смотреть на них мог любой? Это было актуально и для моего последнего крупного проекта «Конец. Размышление о смерти и вымирании». Прежде всего мне было трудно признать собственную смертность. Но гораздо сложнее была часть, посвященная вымиранию. Два года я ежедневно проводила в студии, размышляя о том, что мы творим с другими людьми и существами на планете и в каких масштабах. Мне пришлось применить все свои навыки, чтобы воплотить эту абсолютно горестную реальность в изображениях. Это одна из причин, почему я сделала их такими маленькими, интимными. Иначе на них просто было бы невыносимо смотреть.

Весьма интересно получилось и на ретроспективе в Музее Де Янга в Сан-Франциско в 2021 году, где куратор Клаудия Шмукли решила сначала показать мои новые работы, а затем более ранние, нарушив традиционную хронологию. Я тогда пошутила, что посетители просто пробегут через все эти залы со сложными темами к моим известным работам, где с облегчением вздохнут и задержатся. Но нет, не угадала: большинству оказалось интересно мое позднее творчество. Вот так функция красоты, в моем понимании, воплотилась в этой работе.

- Когда вы создаете разрушительные произведения, что именно должно зрителя в них зацепить? Пытаетесь ли вы добиться перемен, или это сильное упрощение?

- Отец учил меня, что цель жизни — внести свой вклад. Я усвоила урок. Это то, что я всегда пыталась сделать. Я стараюсь внести свой вклад, создавая искусство, которое может просвещать, вдохновлять и расширять возможности людей. Если посмотреть на мою карьеру, то можно сказать, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

- Не кажется ли вам, что сегодня ваши работы мало представлены или вовсе отсутствуют в уважаемых музеях?

- И да и нет. Есть много крупных институций, в которых мои работы не представлены. Например, Музей современного искусства в Нью-Йорке. До недавнего времени в этот список входил Музей американского искусства Уитни — теперь нет. Я могу перечислить десятки важных музеев, где нет моих произведений. На институциональном уровне ситуация не изменилась. Однако уже несколько поколений кураторов, как мужчин, так и женщин, имеют совершенно иную точку зрения и понимают мои работы. Мне кажется, мое творчество находится в процессе расшифровки.

Писательница и поэтесса Куинн Латимер написала эссе для каталога этой ретроспективы, где она рассказывает о том, как подростком с мамой пришла посмотреть «Званый ужин». Тогда она очень стыдилась своего тела и еще не понимала, с какими ограничениями ей придется столкнуться из-за того, что она родилась женщиной. И только сейчас, с высоты опыта и накопленных знаний, она смогла оглянуться назад и осознать этот стыд. Наверное, впервые я прочитала искреннее мнение писательницы, признавшей свои страхи и отвращение, вызванные «Званым ужином». Прошло 45 лет, прежде чем женщина-писатель смогла признать это. А тогда я столкнулась с язвительной критикой и злобой от самих же женщин, и в то время меня это глубоко ранило. Значит, произошел огромный поколенческий сдвиг.