Tindersticks – «Tindersticks», 1995 г.

Герой заметки Стюарт Стейплз родом из ещё одной английской дыры, Ноттингема, поставлявшего миру чудаков редко, но метко. И все они отличались повышенным экзистенциальным упрямством – что давным-давно (Робин Гуд), что относительно недавно (порвавший Вудсток Элвин Ли и его Ten Years After), что прямо сейчас (дорические рэпперы Sleaford Mods). В 2001 г. этот Стейплз, отогрев своей группой «Огниво» подмороженных цинизмом 90-х пост-советских людей, прилетел Москву и, представ на сцене перед автором этих строк, автора потряс. Прилетел волшебником уровня Радагаста Бурого – в вертолёте цвета замшелой юношеской обособленности. Цвета подчёркнутой – и потому перечеркнувшей коммерческие упования его коллектива – непошлости.

Цвета чужого, но симулированного лучше оригинала большого опыта. Он поджигал одну сигарету от другой (уговорил за концерт пачки две) и освобождал этот подвально-прокуренный жанр от клейма беспросветной пошлости, которое на него повесил Том Уэйтс. Нет, это не шансон, не Weimarxploitation, не, прости Господи, «инди-лаунж» – chamber pop, «камерный поп», и это звучит гордо!



Островок смягчённых месседжей и звуков посреди окаянного моря страстей и искажений 90-х. На нём толкалось с полдюжины приличных групп, преимущественно из мест с самой паршивой погодой (в Великобритании таких предостаточно). «Chamber pop» – это академизированный лоу-фай, драматически структурированная душевность, здоровая сентиментальность жестокого человека. Её сигнальная система проста: радость – скрипочки, печаль – скрипочки с духовыми, отпустило – опять скрипочки, но с каким-нибудь катарсическим ксилофоном. Ну и, конечно, голос: как минимум, он не может быть высоким – нюансы потом.

Стюарт Стейплз – архетипичный аффектированный ворчун (Ли Хезлвуд, Леонард Коэн, Серж Гинсбур) – прорывался в неизведанное по готическим червоточинам, прорытым Йэном Кёртисом (Joy Division) и Ником Кейвом. Последний, безусловно, был главным влиянием Стейплза – и учителем в реальной жизни, и тёмным двойником. Tindersticks разогревали The Bad Seeds в их британском туре; на дюссельдорфской студии подельника Кейва (и лидера индустриальной группы №1 c названием-скороговоркой Einstürzende Neubauten Бликсы Баргельда) была записана обозреваемая пластинка. Этот голос, как хлещущая из перерезанного горла нефть, эта угловатая экспрессия, эти похоронные лапсердаки – 25+летний Стейплз подражал кумиру во всём, и его можно было понять. Да чего уж, сентиментальные квазимоды всіх країн грелись в лучах альбомов «Дурного семени» «Henry's Dream» (1992) и «Let Love In» (1994) – да и по сей день греются.

Но там, где у Кейва за пазухой заточка, у нашего героя – букет таких же мятых, как его поношенный костюм, чайных роз – их даже поместили на обложку четвёртого альбома Tindersticks «Curtains» 1997 г. Лидер группы не спешил, как Кейв, сыграть с лукавым в «дурака», скорее, переминался в предбаннике Чёрного вигвама, флиртуя с тамошней Манипенни, – но «в том краю далёком» она могла быть ему лишь «сестрой». И если «сёстрами» Кейва – по клаустрофобичным дуэтам – были Кайли Миноуг с Пи-Джей Харви, то Стейплз платонически сожительствовал с музой Д. Линча Изабеллой Росселини («A Marriage Made in Heaven» с того же «Curtains»). В разыгрываемых «Огнивом» п…страдальных драмах он всегда жертва – песня-жалоба, а не блатная бравада.

Но жертва, как правило, деятельная – в сторону ухудшения собственного положения – эмоций Стейплз не экономил; как писал любимый им Йейтс, «с сердцами в груди не рождаются, их завоёвывают»… Хотя, с другой стороны, поваляться в чулане отчуждения или побродить в лабиринте старых дрожжей его лирический герой тоже не прочь. Почерк этой группы не самоуверенный, не настаивающий, в нём много сомнения, слышно, что за всеми благородными потёртостями – большой ребёнок, пусть и «полощущий горло бритвами». Пение Стейплза – не водопад «новой искренности», а низкочастотное мерцающее вибрато, как от брошенного в омут камня, как гуляющее по тёмным бунинским аллеям эхо.


Это объёмный, глубокий звук, но с маленьким «пятном контакта» со слухом реципиента – отсюда напряжение и неожиданные обертона. Порой в регистре «Зеленоглазого такси», но чаще как «Последний сон старого дуба» из грустной сказки Г.Х. Андерсона (земляк Робин Гуд прятался в тысячелетнем «Дубе-Майоре»), как стон севшего на мель кита. Мычащий вопль глухонемого, «ватный рот», так – пугающе-неслышимо для себя – кричат во сне. Но, с другой стороны, как ещё пропевать этот «интимный эпос», «вельветовую Илиаду»?

Голос как крутой настой – вот только из чего? Точно не из «яиц, табака и щетины», Стейплз не мужлан – величественно-бюджетный, ранимый монстр, тот случай, когда «честность» обратно пропорциональна вульгарности. Иногда это плаксивые бормотания старика, иногда кряхтение неопытного любовника, а иногда бессильная угроза в воловьих глазах артиста – безусловно любящего, но как-то стрёмно, исподлобья. Иногда, как у ещё одного повлиявшего на Стейплза нытика, Дэвида Сильвиана, завывания ноябрьского утра в спальном районе, представляемом поместьем в Ноттингемшире. А подчас торжествующий рык после непростого соития под оркестровые какофонические тутти, когда звуков целая «стена», но все они как бы невпопад («Sleepy Song»).

Поддерживает всё это инструментал вполне фирменный: ритуальный орган «Хаммонд» с эффектом одышки, который даёт т.н. колонка Лесли (с вращающимися рупорами) и позаимствованная у Джона Кейла скрипка - зубная боль. Такой, по крайней мере, была стартовая, безымянная пластинка 1993 г., сразу ставшая «альбомом года» по версии влиятельного тогда «Melody Maker» (обошли и первых Suede, и первую Бьорк!). Появился хит «City Sickness», клип на который – буквально ни о чём, как и вся эта ваша «новая волна» – снял вездесущий Джарвис Кокер из предыдущего очерка. Хотя то самое наваждение, за которое «Огниво» и ценят, нагнетали, скорее, треки типа «Tyed»: холодный пот ещё одной бессонной ночи одинокого мужчины перегоняется в песенный самогон, где доля ангелов такова, что похмелье словили даже серафимы. Поняв, что схема рабочая, но из братской могилы инди не сильно выбивающаяся, Стейплз решает её усовершенствовать, препарировав второй, обозреваемый, альбом 1995 г. в два и более смычка. 

С одной-одинёшенькой скрипкой Дикона Хинчлиффа «Огниво» рисковало остаться британским «Крематорием». Усилиями «барокко-попа» 1960-х, славных Electric Light Orchestra в 1970-е и The Divine Comedy в 1990-е, рок со струнной секцией дружил, но, как правило, в европейской – прямой, как троллейбусные провода, – итерации. «Strings» «Огнива» другие по природе: они не из Вены, а из Мемфиса, штат Теннесси – с афро-американских студий грамзаписи Stax и Hi Records рубежа 1960-70х. Там наши любимые негры подошли к струнным аранжировкам с наивным, но совершенно объективным идеализмом, как будто придумали их заново. Любопытный факт: указывая на свои влияния, Стейплз не упоминал соотечественников – только американцев; даже в изданном им альбоме детских песен «Songs for the Young at Heart» (2007) приглашённые звёзды сплошь штатники (Lambchop, Бонни Принс Билли), никакого UK. С берегов Миссисипи и голос певца – это же чистый Айзек Хэйз, «Чёрный Моисей», а никакой не «Шуфутинский для умных» Л. Коэн.

И аранжировки второго и третьего («Занавески» 1997 г.) – самых классических – альбомов Tindersticks оттуда же. Послушайте «Walk On By» Хэйза (1969) или «How Can You Mend a Broken Heart» Эла Грина (1972) – алхимический брак струнных и электрооргана, спустя десятилетия перезаключённый Стейплзом сотоварищи (при этом читателя не надо вводить в заблуждение – формально в звучании «Огнива» не было ни капли «черноты»). Такой вот «Южный соул» юга восточной Англии, саунд, с которым тогда работали не они одни – Portishead так просто механически перенесли хэйзовский «Ike's Rap II» (1971) в свой упаднический шедевр «Glory Box» (1995). Второй и третий «Tindersticks» это моментальная догма и культ.


При всей тщательности, очень мальчишеская в своей эмоциональной обязаловке музыка, употребляемая запоем до 18 – и, как квалитетный напиток, по рюмочке раз в год после (ну или если подруга не подкинет проблем). Самый популярный штамп при её описании – «кинематографичность», но на всю Британию не хватило режиссёров для экранизации этих убийственно-серьёзных зонгов. Зато хватило во Франции – режиссёрка натуралистично-заунывного толка Клер Дени склеила хмельного фронтмена «Огнива» за кулисами их очередного концерта в сер. 1990-х и с тех пор держит штатным композитором – фильм «Звёзды в полдень», Гран-при Канского фестиваля 2022 г., вполне себе чёрту кочерга (звучат эти саундтреки – и в это невозможно поверить – как Tindersticks без голоса). Кино же дало коллективу хоть какую-то известность: под «Tiny Tears» незабываемо колбасит Тони Сопрано в 12-й серии «The Sopranos» (1999).

Эта же «кинематографичность» – с эмоциональными клише и ретро-запахом – стала после «Curtains» Стейплзу надоедать, пора было попуститься и примодниться. Все последующие тринадцать альбомов Tindersticks (по большей части, великолепных) это попытки улыбаться и прокачать продакшен в соответствие с актуальными практиками. Стейплз давно уже не в Ноттингеме, а – с четырьмя детьми – в провинциальной уютной Франции, с усами-подковами, как у кумира-Хэзлвуда, и с сохранившейся тягой к дуэтам с бедолагами типа Лхасы (это, разделяемое Кейвом увлечение – тоже от Хэзлвуда, просто в 1990-00-10-е свои нэнси синатры).

Может быть, у Tindersticks были потом пластинки и посильнее/помудрее («Something Rain», «The Waiting Room»), но в почёте отроческий «Дранг нах Остен» первых трёх – в их гордое существование посреди всепобеждающего убожества до сих пор верится с трудом. Потенциальному непредвзятому слушателю второго альбома Tindersticks рекомендую начать с песни «My Sister», погружаясь параллельно в текст, – сразу поймёте, как могут теплеть сердца и стыть в жилах кровь одновременно. Но не переслушайте: эта музыка вызывает стойкие депрессивные эпизоды, проверено электроникой.

---

Кирилл Экономов
Орфография и пунктуация автора сохранены
Иллюстрация: использованы изображения Unsplash , Gergely Csatari и Ella Mullins