«Я родился в Лондондерри» – такое кредо на итоговом треке обозреваемого альбома предъявляет певец Нил Хэннон – он и является группой«Божественная комедия»в одном лице. Лондондерри – не просто второй город Северной Ирландии. В 1970-е гг., на которые приходится детство артиста, то был Сектор Газа Западной Европы, линия фронта непримиримого, зоологического противостояния вроде бы культурных и говорящих на одном языке людей – ирландских католиков и англо-шотландских протестантов. Последние дважды прошлись огнём и мечом по острову в XVI и XVII вв. и в итоге в 1921 г. закрепились небольшим эксклавом в северо-восточной его части. Теперь, в назидание неблагодарным отрицателям «британского мира», это упёртый форпост английскости, «Первая Америка» – Юнион Джек там развевается с той остервенелой невозмутимостью, с какой реяли бурские или израильские штандарты посреди негритянского/арабского моря.
Пока люди откисали на Вудстоке и свинговали в Лондоне, в краснокирпичных ольстерских подворотнях, в волглых пивных парах бились не на жизнь, а на смерть военизированные группировки, в которые так или иначе было вовлечено всё североирландское мужское население. Прорвало в Кровавое воскресенье30 января 1972 г., на котором поспекулировали и Леннон, и U2, – до 1990-х страна погрузилась в Смуту (этот период так официально и называется – The Troubles). Для понимания накала: Ю.В. Андропов отправлял к берегам Ирландии корабли с оружием – наши сбрасывали его на буях в нейтральных водах, а ИРА вылавливала, операция «Всплеск», безобидный сиквел Карибского кризиса.
Посреди этого кошмара, в режиме «горя от ума» рос юный Хэннон – в доме своего отца, епископа Англиканской (т.е. «оккупантской») церкви, и в спецшколе, где когда-то учились Оскар Уайлд и Сэмюэл Беккет. Немудрено, что с таким право-декадентским бэкграундом он, в пику любимой девяностыми чернухе и левой проирландской повестке, встал на путь радикального эскапизма, эстетизма и перфекционизма. Эти три кита хэнноновской музы были явлены в чересчур английских, напускно снобских, при этом сердечно и глубоко спетых, ошеломительно, но не тяжеловесно скроенных песнях. По самым высоким стандартам Бёрта Баккара: музыка в шёлковым халате да с золотыми драконами на пуговицах, с принципиальным обрезанием связей с рок-мелосом и с ориентацией на континентальные музыкальные практики. С характерным лирико-драматическим, посеребрённым баритоном c подколкой.
Именно Баккара – ближайший к Хэннону герой, а не Скотт Уокер, которого приплетают по поводу и без, когда предмет для горе-обозревателя неподъёмен (отечественная критика дальше каламбуров про «диванную комедию» не продвинулась). Но Баккара блистал совсем в другие годы, а чтобы в начале 1990-х отказаться от гитарного перегруза, политики, наркотиков и прочих страстей и заиграть камерный симфо-поп на тему своей излишней образованности нужно мужество – оно у Хэннона, озорного умника с диагнозом «дереализация» было. Мужество, миновав все остановки, выйти сразу на станции «осень патриарха» и наворотить там дел. Пощупав почву модных тогда жанров на первых, бесхитовых альбомах, он смекнул что музыкантом своего поколения никогда не станет – в отличие от такого же эскаписта Моррисси, который при этом умудрился издавать самые модные звуки эпохи. И, как Иванушка из «Конька-Горбунка», искупавшись в этих двух котлах-пластинках, Нил выскакивает на третьей, «Promenade» 1994 г., уже совершенным – по своим собственным меркам – артистом. Оттуда песня-зарница «Tonight We Fly», с которой всем советую начинать знакомство. Подельником Хэннона выступил Джоби Тэлбот, ещё один энтузиаст классических оркестровок и ретро-стилизаций – именно он сошьёт для The Divine Comedy вышеупомянутый роскошный «халат». (В талантах композитора-Тэлбота можно убедиться, посмотрев с ребёнком обе серии мультфильма повышенной музыкальности под названием «Зверопой»).
В 24 года Хэннон – абсолютный монарх своих звуков, излучающий уверенность в каждой из наваленных им с горкой нот. Семенят, как спицы велосипедов Tour de France, клавесины, плетут кружева струнные, транспонируются транспоненции и модулируются модуляции – но всё без капли пота, без грузной предсказуемости Electric Light Orchestra, которых Хэннон тоже имел в виду. И в каждом из этих воздушных замков – «хруст французской булки» на викторианский лад, литературоцентричность (песня «The Book Lovers», где упоминается «Nikolai Gogol») и издевательский анахронизм как стиль – вязаные жилеты, а потом и гусарские доломаны (видел своими глазами на концерте). Высота «Promenade» была потом ещё трижды взята на дисках «Casanova» (1996), «A Short Album About Love» (1997) и «Fin de Siècle» (1998) – разгул хэнноновщины, как махновщины, совершенно неприличные для бушевавшего тогда брит-попа звуки. И всё до 30.
К аллергии на актуальность, как к своей супер-силе, Нил добавил ещё одну сквозную тему – рефлексию на грани фола по поводу женского возраста, в амплуа не героя-любовника, а щуплого желчного жиголо (собственно, «Казановы»), который, сволочь, знает, что он последний шанс. Образ и одновременно адресат Хэннона – «A Lady of a Certain Age», скажем, «зрелая дама» – присутствовал с самого начала (пока не воплотилась в одноимённой, совершенно трагической песне 2006 г.); для нормальных девушек его эрудиция одно занудство. В наиболее мизогоническом виде это можно наблюдать в более позднем (2016) клипе «Catherine the Great» (да-да, про нашу матушку-императрицу): по сюжету, сумасшедшей богатой старухе, представившей себя Екатериной II, чтобы не расстраивалась, инсценируют её «царствование» с нарядами, челядью и дворецким-Хэнноном. Если женоненавистничества для вас и здесь недостаточно, послушайте «Die A Virgin» («Умереть девственницей») и поблагодарите Бога за всё. В общем, чтобы барышням вникать в The Divine Comedy, надо иметь самообладание и самоиронию, притом что Нил Хэннон, на самом деле, добрейшей души человек, что стало больше проявляться с годами.
Обозреваемый альбом «Конец века» (имелось в виду XIX-го, когда всё было "как при бабушке") венчает этот самый важный период его карьеры. В нём, помимо вышеперечисленного, есть и величественные, уровня «Surf’s Up» группы Beach Boys, песни как вещи-в-себе («Eric The Gardener», «The Certainty of Chance»), и ёрничество по поводу обезумевших тёток с их «сексом в большом городе» («Generation Sex», пресловутый сериал вышел в том же году), и «тяжёлый люкс» в звуке («Sweden»), и тот самый гимн всепрощения «Sunrise», с которого начали. На обложке артист почтительно склонился перед памятником советским воинам в Вене – тут сложно сказать, что имелось в виду, но приятно. После «Fin de Siècle» Хэннон, в тисках мнимого кризиса среднего возраста, ведётся на фальш-метанойю и в душных объятьях продюсера RadioheadНайджела Годрича записывает диск «Regeneration» (2001) – гитарно-депрессивный, насколько он мог у него получится. В каких-то нелепых джинсовках вместо костюмов-троек. На мой взгляд, за исключением нескольких (но тоже, чорт возьми, выдающихся) треков, это натужный поворот не туда, что Хэннон быстро понял, вернувшись к кудеснику-Тэлботу с ещё одним памятником безнадёжному романтизму (в этом он и вправду близок Скотту Уокеру) – «Absent Friends» (2004).
С рубежа нулевых Хэннон уже более-менее звезда, поёт дуэтом с Томом Джонсом, покровительствует талантливым землякам (прекрасный наследник Роберта Смита из The Cure Дюк Спешл), сочиняет оперы по мотивам «Севастопольских рассказов»Л.Н. Толстого (2012), а сейчас пишет музыку к римейку «Вилли Вонки» с гадким Тимоти Шаломэ. Последние альбомы – засахаривание в приёме, неуклюжие заигрывания со злободневностью, которую Хэннон когда-то презирал и избегал. Сейчас пушки его саркастического гения палят по воробьям офисного планктона (последний альбом 2019 г. «Office Politics») и – вот неожиданность! – деградировавших нравов. Выйдя из солипсического кокона (гимн самообожания «Gin Soaked Boy» 1999 г.) он неожиданно… постарел, что ему, как выяснилось, не очень идёт – любимый, но уже облезлый денди-пересмешник. Так ему отомстили акустически соблазнённые им прекрасные дамы «определённого возраста» – и поделом! 1:1 в пользу девочек.
Кирилл Экономов
Орфография и пунктуация автора сохранены