Тень Тэтчер над Буэнос-Айресом

Глядя на современное состояние Аргентины, трудно поверить, что в начале XX века страна была настолько богата, что инвесторы не могли определиться, куда вложить капитал – в индустриализирующиеся США или в Аргентину, входившую в пятерку самых богатых стран мира.

Спустя столетие её приводят как пример того, как не следует управлять экономикой. Как отмечал нобелевский лауреат по экономике Саймон Кузнец, существует четыре типа стран: развитые, развивающиеся, Япония и Аргентина. Разбираемся, как целое столетие экономических ошибок и неграмотные лидеры разрушили мечту о южноамериканском «золотом веке».



НАЧАЛО

В 1494 году Испания и Португалия, деля «неоткрытый мир», подписали Тордесильясский договор, закрепивший за Испанией большую часть обеих Америк. Для Европы это стало шагом в эпоху океанской экспансии и колониального передела. Испанцы, вдохновленные обнаруженными в Мексике и Перу залежами серебра, продвигались всё дальше на юг, пока не достигли устья Ла-Платы. Плодородные равнины и мягкий климат казались идеальным местом для новой колонии. Уверенные, что в здешней земле тоже скрыты драгоценные металлы, завоеватели назвали эту территорию Terra Argentina – «землей серебра». Металла не нашли, но название прижилось. Со временем экономика региона выросла за счет экспорта хлопка, табака, сахара и скота.

Главным центром стал Буэнос-Айрес – порт с удобным выходом в Атлантику и глубокими внутренними водными путями. Аргентина постепенно крепла экономически, а отношения с метрополией ухудшались. Испанская корона назначала наместников и не допускала местных к управлению, что усиливало недовольство. В начале XIX века британцы дважды пытались захватить Буэнос-Айрес, стремясь установить контроль над ключевым портом и вытеснить Испанию. Оба вторжения были отражены без ее помощи, и у аргентинцев возник закономерный вопрос: если мы можем защитить себя сами, зачем нам метрополия?

В 1808 году Испания оказалась под властью Наполеона. Для колонии это стало последним аргументом для разрыва. 25 мая 1810 года патриоты Буэнос-Айреса свергли испанского наместника и создали Первую хунту – временное правительство, положившее начало национальному движению. Однако новая власть контролировала лишь столицу: провинции оставались разделенными между сторонниками Мадрида, революции и автономии. Формально независимость была провозглашена лишь в 1816 году, но борьба за власть растянулась на десятилетия, породив будущие региональные республики – Аргентину, Парагвай, Боливию и Уругвай.



Аргентинское правительство сделало ставку на иммиграцию: закон 1876 года гарантировал переселенцам помощь, жильё и участок земли до ста гектаров на семью. Это стало своеобразным прообразом американской мечты, но на южный лад. К 1895 году каждый четвертый житель Аргентины был выходцем из Европы.


ВЕК РОСТА

Если в 1880 году Аргентина экспортировала всего полкилограмма пшеницы на душу населения, то спустя десять лет – уже 260 килограммов. А вскоре страна прославилась во всём мире как поставщик первоклассной говядины.

Главной проблемой для быстрорастущей экономики оставалась доставка скоропортящегося продукта до Европы. Решение предложил француз Шарль Телье, установивший на пароходе паровую холодильную установку, благодаря чему аргентинское мясо впервые достигло французских берегов в сохранности. В 1882 году британцы вложились в аргентинскую сеть «хладобоен» – предприятий по забою и охлаждению мяса перед экспортом.

Государство предоставляло налоговые льготы для новых мясоперерабатывающих заводов, и к началу XX века Аргентина уже обеспечивала около 40 % мировой торговли говядиной. Наряду с зерном, шерстью и кукурузой это сделало страну одной из главных кормилиц индустриального Запада. На Аргентину теперь приходилось около 4 % мировой торговли. Главным потребителем продукции оставалась Великобритания, где аргентинские товары формировали почти треть импорта.



В 1890-х почти половина всех британских инвестиций за рубеж шла именно в Аргентину – больше, чем в любую другую страну за пределами Туманного Альбиона. Поэтому, если бы в конце XIX века у богатого британца спросили: «Куда инвестировать, чтобы заработать?», он наверняка ответил бы: не в биткоин, как сегодня, а в Аргентину. И, разумеется, сюда устремлялось еще больше людей с деньгами.

Манили инвесторов, конечно, экономические показатели. В те годы зарплаты в Аргентине уверенно обгоняли итальянские и испанские: они были больше в полтора-два раза, что делало переезд в Южную Америку привлекательным. К тому же языковой барьер практически отсутствовал, и адаптироваться было легче. В результате к 1900 году население Аргентины достигло 4,75 миллиона человек, почти удвоившись с момента принятия закона об иммиграции в 1876 году.

Но то, на чем страна поднялась (иммигранты, иностранные инвестиции и обильный экспорт), вскоре стало ее главным экономическим проклятием.


ПЕРВЫЙ ПРОСЧЕТ

Хотя экспорт приносил Аргентине доход и создавал рабочие места, он же делал страну уязвимой. В период с 1870 по 1912 год доля экспортных отраслей достигала 35 % ВВП, в результате экономическое положение страны сильно зависело от спроса. В отличие от индустриальных держав, экспортировавших сложную технику, Аргентина поставляла на мировой рынок зерно, шерсть и говядину – товары, спрос на которые был крайне нестабильным и которые легко можно было заменить.

Поэтому крах Уолл-стрит в 1929 году стал катализатором кризиса: Соединенные Штаты резко сократили импорт аргентинских товаров, а вслед за ними свои закупки ограничили и европейские страны, обеспечивающие три четверти внешнего спроса. За четыре года – с 1928-го по 1932-й – объем аргентинского экспорта упал почти втрое, и бюджетные поступления обвалились. Иррациональные надежды на процветание сменились разочарованием: мигранты, прежде привлеченные обещаниями земли и работы, теперь сталкивались с безработицей и конкуренцией за скромные ресурсы.

Чтобы расширить сельскохозяйственные территории и обеспечить землю новым иммигрантам, аргентинские власти в начале 1870-х годов провели «Завоевание пустыни» – масштабную военную кампанию против коренных народов юга страны.

Освоенные территории затем массово продавались. Основными покупателями, естественно, становились политики, военные, бизнесмены и представители столичной элиты. В итоге около 9 миллионов гектаров (площадь, сопоставимая с территорией всей Португалии) оказались в руках всего 400 человек.

А из более чем 2 миллионов иммигрантов, прибывших к 1914 году, лишь около 30 тысяч (1,5 % от общего числа) получили обещанные сельскохозяйственные участки. Остальные либо работали на землях элиты, либо жили в арендном жилье в трущобах Буэнос-Айреса.



Из-за нестабильной ситуации старые элиты начали терять свои позиции, и, разумеется, тут же нашлись люди, готовые подхватить знамя власти, выпадающее из ослабевших рук.

6 сентября 1930 года над Буэнос-Айресом пролетел самолет, из которого разбросали антиправительственные листовки. Армия и флот в ответ на волю народа потребовали отставки правительства. В этот момент в столицу Аргентины вошел небольшой отряд солдат, примерно полторы тысячи человек. Во главе – генерал Хосе Феликс Урибуру, ветеран Первой мировой, убежденный сторонник авторитарного порядка и большой фанат Муссолини.


БЕССЛАВНОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ

С приходом к власти генерала Хосе Феликса Урибуру в 1930 году начался период, который прозвали «бесславным десятилетием». Урибуру отменил конституцию, распустил парламент и установил диктатуру, назначив своих людей на ключевые посты. Одной из приоритетных задач новой власти стало возрождение экспорта сельскохозяйственной продукции, на котором строилась экономика.

В 1933 году Аргентина была вынуждена подписать невыгодное торговое соглашение с Великобританией. По его условиям южноамериканская страна отменяла импортные пошлины на британское зерно, взамен получая квоты на экспорт своего мяса при условии, что его переработка будет осуществляться на британских мясоперерабатывающих предприятиях – так называемых хладобойнях. Аргентина также обязалась не повышать пошлины на другие британские товары, что ускорило деградацию собственной промышленности и усилило зависимость от аграрного экспорта.

Хотя в краткосрочной перспективе экспорт удвоился, экономика стала еще более уязвимой. Британия переориентировалась на внутриимперскую торговлю с Канадой и Австралией, что ограничило аргентинские возможности на мировом рынке. Соглашение воспринималось как утрата суверенитета ради сомнительной выгоды.

Рост недовольства в армии привел к формированию тайных групп, среди которых выделялся полковник Хуан Доминго Перон, участник переворота 1930 года. 4 июня 1943 года военный отряд из 8000 человек захватил Буэнос-Айрес и сместил президента. Но в отличие от переворота 1930 года, это событие положило начало реформам, а Перон стал лидером новой эпохи, подготовившей Аргентину к политическим и экономическим преобразованиям.


ОТЕЦ НАРОДА

Во время Второй мировой войны цены на зерно и мясо стремительно выросли, а Аргентина, оставаясь нейтральной, смогла торговать практически со всеми сторонами конфликта. Так страна аккумулировала значительные резервы. И эти ресурсы оказались в руках человека, наконец готового использовать их для реализации масштабных социальных и экономических программ, – Хуана Доминго Перона, который отдавал приоритет поддержке рабочего класса.



Перон жестко ограничил влияние интеллигенции, уволив около двух тысяч профессоров, чтобы избежать критики своих реформ. Одним из ключевых экономических шагов стала национализация общественных служб: телефонии, электростанций, транспорта и страхования. Так, Аргентина приобрела американскую телефонную компанию за 400 млн песо, французские железные дороги за 200 млн и британскую железнодорожную сеть за 2,5 млрд песо. На практике национализация обернулась переплатой за устаревшую инфраструктуру и убытками. Как отмечал экономический советник Перона и британский историк Генри Фернс, Буэнос-Айрес «купил старое железо по цене золота».

Чтобы финансировать индустриализацию и субсидировать экономику, был создан Институт продвижения торговли – госструктура, закупавшая продукцию у фермеров по заниженным ценам и продававшая ее за рубежом по мировым рыночным тарифам. Разница шла в бюджет – на субсидии и индустриальные проекты. Однако после падения мировых цен на продовольствие в 1949 году доходы упали вдвое, а государственные структуры оказались неэффективными и содержались за счет массовой эмиссии песо.

Центральный банк продолжал печатать деньги для покрытия дефицита, что привело к гиперинфляции – с 19 % в 1946 году до 50 % к 1951-му. А рост зарплат, которые так щедро раздавал Перон, при одновременной эмиссии денег привел к резкому падению покупательной способности населения. Любая сбереженная тысяча песо за полгода теряла половину стоимости, а еще через полгода практически обесценивалась.

Экономика погружалась в классическую ловушку популизма. Рост расходов государства, повышение зарплат и контроль цен поддерживали иллюзию благосостояния, но разрушали финансовую стабильность.

Вскоре Перон сам стал жертвой военного переворота. 16 июня 1955 года силы ВМФ нанесли воздушный удар по Буэнос-Айресу, где в это время проходил митинг рабочих в поддержку Перона. Погибло 364 человека. Перон выжил и добровольно подал в отставку, а после чего уехал сначала в Парагвай, затем в Испанию. Аргентина же раскололась: одни считали, что политика Перона привела к пятикратному росту цен, другие – что благодаря ей повысились зарплаты, а средства остались внутри страны.


А МОЖЕТ, ВСЕ-ТАКИ В КРЕДИТ?

Последующие два десятилетия стали для Аргентины эпохой политической нестабильности: страна пережила три военных переворота, смену пяти президентов, запрет перонизма, партизанскую войну и острые гражданские противостояния. В 1973 году Хуан Перон вернулся из эмиграции и был избран президентом, однако его смерть спустя год оставила страну без лидера. Его преемница Исабель Перон не смогла навести порядок, а её министр экономики Селестино Родриго всего за 49 дней обрушил курс песо и удвоил цены, не обеспечив адекватного роста зарплат. Результатом стала гиперинфляция, превысившая 300 %, и общенациональная забастовка, которые в конечном счёте привели к военному перевороту 1976 года и установлению диктатуры хунты.

Министр экономики Хосе Альфредо Мартинес-де-Оз взял курс на радикальную либерализацию. Его политика, включавшая отмену импортных пошлин и предсказуемую девальвацию песо по графику, спровоцировала импортный бум, который обернулся крахом для местной промышленности. Безработица выросла вдвое, и государству пришлось спасать системообразующие компании, взвалив на бюджет неподъемные долги. В 1981 году отмена валютного совета привела к обвалу песо, после чего министр подал в отставку, оставив экономику в состоянии глубокого кризиса.



К тому моменту страна погрузилась в глубокий экономический кризис: государственный долг достигал половины ВВП, а инфляция вышла из-под контроля. Промышленность, подорванная либеральными реформами, и экспортный сектор находились в упадке, валютные резервы были исчерпаны. В период с 1983 по 1989 год правительство пыталось стабилизировать ситуацию с помощью Международного валютного фонда (МВФ). Однако, несмотря на полученные кредиты и проводимую жесткую экономическую политику, денежная масса в обращении не сокращалась. В результате к концу 1980-х годов инфляция переросла в гиперинфляцию, достигнув отметки в 2000 %.

В 1989 году к власти пришел Карлос Менем, который установил жесткую привязку песо к доллару (1:1). Это снизило инфляцию и стабилизировало экономику, ВВП вырос почти в четыре раза, но резко увеличились торговый дефицит и госдолг. Даже при поддержке МВФ система не смогла стабилизироваться, поскольку жёсткая привязка курса лишала экономику гибкости. Невозможность девальвировать валюту вела к накоплению структурных перекосов.

В конце 2001 года введенные ограничения на снятие депозитов вызвали массовые протесты и кризис. Президент покинул страну, а Аргентина объявила крупнейший в истории дефолт – $82 млрд. Экономика была разрушена, прежние институты и производственные мощности уничтожены или распроданы. Несмотря на формальный суверенитет, страна утратила контроль над экономической политикой и финансами.


ЦИКЛ НАДЕЖД И РАЗОЧАРОВАНИЙ

Несмотря на богатейшие природные ресурсы, Аргентина так и не смогла избежать циклически повторяющихся экономических кризисов. Даже новое тысячелетие страна встретила коллапсом, однако на этот раз он, по-видимому, заставил ее извлечь серьезные уроки.

Жесткий курс «1 песо = 1 доллар» был отменен, национальная валюта получила свободу, и за одну ночь песо рухнул на 40 %, а за год ослабел более чем в 3 раза по отношению к доллару. Но при этом дешевый песо позволил стране продавать больше за рубеж, а аргентинские товары начали конкурировать на международном рынке.

Дополнительным фактором стал рост спроса со стороны Китая и Индии, а также засуха в Европе, Канаде и Австралии, из-за которой поднялись цены на продовольствие. Введенные меры оказались своевременными, поскольку стране срочно требовались деньги для обслуживания гигантского внешнего долга. Однако позиция иностранных инвесторов ужесточилась: после дефолта они не намеревались легко расставаться с капиталами. Хотя Аргентина формально не отказывалась от обязательств, а лишь объявила мораторий на выплаты. То есть страна фактически заявила: «Вовремя выплатить долги не смогу, но постараюсь компенсировать часть убытков».

К 2001 году значительная часть внешнего долга Аргентины приходилась на займы МВФ, задолженность перед которым достигала почти 10 миллиардов долларов. Невыполнение обязательств перед Фондом было чревато серьёзными политическими последствиями, поскольку МВФ контролируется крупнейшими экономиками мира, и срыв выплат неминуемо испортил бы отношения с ключевым акционером – США.

Первая задача – выплатить долг МВФ – была выполнена к 2006 году за счет бурного экспорта. Однако основная проблема заключалась в гигантском частном долге в 82 миллиарда долларов. Поскольку полное погашение было невозможным, правительство инициировало реструктуризацию, предложив кредиторам вернуть лишь около трети номинальной стоимости долга. Большинство из них согласилось на эти условия, что позволило урегулировать 75 % обязательств. В 2010 году была проведена вторая реструктуризация, и в итоге удалось погасить 91 % от общей суммы долга.



Аргентина оказалась в парадоксальной ситуации: она была готова выполнять обязательства перед кредиторами, согласившимися на реструктуризацию, но не могла этого сделать, пока не урегулировала споры с так называемыми фондами-стервятниками. Этот прецедент характеризуют как технический дефолт, вызванный принудительными действиями со стороны частных кредиторов. На протяжении четырех лет страна вела изматывающие судебные тяжбы и в итоге была вынуждена выплатить около 9 миллиардов долларов. Разумеется, всё это финансовое бремя легло на плечи аргентинских налогоплательщиков.

Однако даже при минимальной долговой нагрузке экономическая ситуация в стране оставалась напряжённой. Приход к власти в 2015 году Маурисио Макри, представителя либерального крыла, ознаменовал новую попытку открыть экономику. Его правительство отменило валютные ограничения, перешло к политике плавающего курса песо, ликвидировало субсидии, что в совокупности опять спровоцировало рост цен и высокую инфляцию.

Уже в 2018 году Аргентина была вынуждена вновь обратиться за помощью к МВФ. Полученные средства, по сложившейся традиции, были направлены на обслуживание прежних долгов, а в мае 2020 года страна объявила дефолт, уже третий за последние два десятилетия, что наглядно подтвердило цикличность ее экономических кризисов.


ОЧЕРЕДНАЯ ШОКОВАЯ ТЕРАПИЯ

В конечном итоге Аргентина заработала репутацию страны, где, если что-то может пойти не так, оно обязательно идет не так. Казалось бы, после всех этих экономических и политических качелей мир было сложно удивить. Но судьба вновь преподнесла стране «подарок».

В феврале 2019 года в Буэнос-Айресе прошел крупный фестиваль поп-культуры Comic-Con, где собрались поклонники комиксов и аниме, переодетые в костюмы любимых персонажей. Именно там впервые появился «генерал Анкаб» – персонаж, который публично проклинает всех, кто, по его мнению, портит Аргентину, и пообещавший «выбросить их из страны».

А через четыре года этот персонаж появился на политической арене. 25 сентября 2023 года в пригороде Буэнос-Айреса, Сан-Мартине, человек под именем Хавьер Милей вышел на сцену с настоящей бензопилой, которую использовал как символ своих намерений «срезать всю коррумпированную систему», в которой, как он утверждает, чиновники, партии и бывшие президенты десятилетиями «сосали кровь» у простого народа. Для общества, уставшего от экономического застоя, роста цен на продукты на 50-100 % ежемесячно и нищеты (около 40 % населения находились за чертой бедности), этот образ оказался привлекательным.

На втором туре президентских выборов 19 ноября 2023 года Хавьер Милей получил 56 % голосов, что стало шоком для старой политической элиты. Его победу можно назвать почти революционной. Важно подчеркнуть, что Милей не только экстравагантный популист, но и экономист по образованию и все-таки пришел к власти с конкретными идеями по исправлению экономики. На инаугурации он признал, что, мол, «денег нет», но заявил о необходимости немедленных реформ.

Его подход можно охарактеризовать как шоковую экономическую терапию. Уже в первую неделю президентства он ликвидировал 9 из 18 министерств и сократил десятки тысяч государственных служащих, выполняя обещания из предвыборной кампании. Основная цель Милея – бороться с инфляцией, которую он называет «самым несправедливым налогом, от которого страдают бедные», и ради этого он довольно агрессивно сократил бюджетные расходы, запретив печатать деньги. По сути Милей следовал курсу, озвученному в своей инаугурационной речи, позиционируя себя как лидер, готовый радикально реформировать страну, чтобы положить конец долгому циклу экономических кризисов.



Волна общественного интереса поднялась благодаря обещанию Милея провести долларизацию экономики в качестве главного метода борьбы с инфляцией. Его подход к национальной валюте был даже чрезмерно радикальным: президент неоднократно публично называл песо «мусором», заявляя, что оно не обладает никакой ценностью. В рамках дискуссии о долларизации Милей заходил так далеко, что предлагал и вовсе ликвидировать Центральный банк. Он делал акцент на том, что отказ от национальной эмиссии и переход на доллар лишат правительство возможности печатать деньги и тем самым позволят стабилизировать экономику.

Международный опыт показывает, что жизнь без национальной валюты возможна, но в основном для малых государств, таких как Панама, Микронезия, Науру, Тувалу. Эти страны используют чужую валюту, потому что у них нет собственной денежной массы и, соответственно, смысла контролировать ключевую ставку. Такая система обеспечивает низкую инфляцию, ведь возможности напечатать больше денег просто нет. Пример – Эквадор. До долларизации в 2000 году инфляция там достигала 96 %, после введения доллара она снизилась до 37 %, а спустя три года составила всего 3 %.

Но Эквадор страна маленькая. Аргентина же занимает 22-е место по ВВП в мире и является членом G20. Ни одна страна с экономикой такого масштаба никогда не внедряла долларизацию в чистом виде. Основные проблемы очевидны: чужая валюта – чужие правила. Решения Федеральной резервной системы США ориентированы на американский бизнес, а не на нужды аргентинских рабочих. Процентная ставка и денежная масса будут полностью контролироваться внешним центробанком, что повышает уязвимость аргентинской экономики.

Кроме того, ввести долларизацию в такой крупной стране крайне сложно: для замены всей национальной валюты на иностранную нужны огромные ресурсы и время. Поэтому Милей предложил альтернативный путь – режим конкурирующих валют. Каждый гражданин может выбирать, чем платить: песо, долларом или стейблкоинами. По замыслу, песо постепенно выведут из оборота. И когда оно полностью исчезнет, Аргентина сможет официально перейти на доллар, а Центральный банк станет ненужным.

В этом плане особое внимание Милей уделяет криптовалютам. Из-за хронической инфляции около трети населения уже используют цифровые активы для платежей, переводов и сбережений. По словам самого президента, биткоин и другие криптовалюты стали естественной реакцией общества на недоверие к Центральному банку.

Однако рынок криптовалют отличается крайней волатильностью. Особую опасность представляют так называемые мем-коины – спекулятивные токены, чья стоимость зависит исключительно от интернет-хайпа и медийной шумихи. Многие из них являются инструментами мошенничества: организаторы на пике цен распродают свои активы (так называемый дампинг), оставляя рядовых инвесторов с обесценившимися активами.



Однако уже через несколько часов рынок рухнул. Токен потерял более 96 % своей стоимости от пика. Причина была в особенности подобных монет: создатели обычно держат большую часть токенов у себя, ограничивая предложение на рынке. Это дает им полную власть над курсом и позволяет мгновенно обрушить цену. В случае Libra почти все токены находились в руках команды проекта. Когда спрос пошел вверх, организаторы начали продавать монеты, фиксируя прибыль, а покупатели остались ни с чем. Реальные деньги инвесторов исчезли молниеносно, все произошло за 6 часов.

Пост Милея оставался в сети еще несколько часов после обвала, после чего президент удалил его и в интервью заявил, что не давал прямых рекомендаций: «Я технооптимист. Мне ее презентовали как инструмент для финансирования аргентинских проектов. Пытаясь помочь аргентинцам, я сам здорово обжегся».

Эта история мгновенно спровоцировала реакцию оппозиции. Политики заявили, что скандал наносит ущерб международному авторитету страны, и внесли в Конгресс предложение об импичменте Милея. Параллельно аргентинские юристы подали уголовный иск о мошенничестве. Однако на данный момент ни один суд не вынес обвинительного приговора, а процедура импичмента официально не была запущена, поскольку у оппозиции отсутствует необходимое для этого большинство в парламенте.

Для Аргентины, где экономика и так всегда напоминала минное поле, этот скандал оказался особенно болезненным. Граждане поверили в проект, который получил одобрение президента, и были жестоко разочарованы. Как часто бывает в истории страны, результат оказался катастрофическим, а общественное мнение о Милее разделилось на два лагеря: сторонников радикальных реформ и тех, кто видит в нём источник новых рисков.



С другой стороны, для миллионов аргентинцев политика «все рубить и урезать» означает реальные трудности: отмену субсидий, рост цен и невозможность купить базовые продукты, такие как молоко или хлеб.

Президент Милей не собирается повторять политику Перона, раздавая деньги направо и налево. Он заявляет, что такие меры оставлены лишь на случай катастроф. Но для большинства аргентинцев кризис уже наступил, и подобный ответ явно не добавляет популярности новому лидеру. Как сторонники, так и критики Милея сходятся в одном: сегодня все его действия воспринимаются как радикальные и даже сумасшедшие. И будет ли это то безумство храбрых, во славу которого сложат песни, или припадок, который увлечет страну в очередной экономический кризис, сейчас совершенно непонятно.

---

Иван Коновалов
Иллюстрация: «За рубежом», Leonardo.ai