здесь мы определяем глобальные коммуникационные тренды
Sun Ra «Nuclear War», 1982
Ничто не щекочет нервы так, как перспектива ядерной войны. Когда «медленно ракеты уплывают в даль, встречи с ними ты уже не жди». Её не спишешь на ЧП, на чужую злую волю – всё в наших, нечистых и трясущихся от потребительского похмелья руках. Наваждение суицида, бес самоподрыва – дисциплина индивидуальная, глупый спор с Богом о праве собственности на жизнь. Повод пожать плечами на похоронах очередного позёра-висельника: «умер Максим…». Но с конца 1940-х гг. библейское «всесожжение» доступно нажатием кнопки, и порядок нажатий при доктрине «взаимного гарантированного уничтожения» значения не имеет. Аргумент «он первый начал» – для школьников, аморально глуп или глупо-аморален.
Одно дело, когда, облизывая губы и потея, мусолишь курок вставленного себе в рот браунинга – твой личный дерьмовый кейс, easy money для дьявола. Совсем другое, когда гордыня подсовывает миражи аргументов в пользу «трудного решения», о котором никто не просил. Диспропорция между ничтожеством «геополитиков» и количеством жизней, оказавшихся в их руках, ошеломительна. Это «демиургизм» разоряющего муравейник двоечника, мстящего отвергнувшей его отличнице. Некрофильский экстаз от комплексов размером с ядерный гриб; мстительность 360° от невозможности смириться с тем, что с тобою мир не кончится. В обычной жизни у ущерба есть люфт, возможность его смягчения, неполного, частичного нанесения (и тем более отмены). Здесь же цена и непоправимость действия гипнотизируют – фарш не провернуть назад, как не вернуть на базу бомбардировщик «Энолу Гей» в одноимённом хите 1980 г. британских неоромантиков «Orchestral Manoeuvres in the Dark».
Искушение покруче адамова: неужели я, такой маленький и конечный, могу (и стóю) так много, не в этом ли избранность? Онтология высшего порядка оказалась в руках людей случайных, с букетом неприглядных патологий и выводком мелких бесов за пазухой. И просто посмеяться над ними, как в «Докторе Стрейнджлаве» С. Кубрика (1963), – пока в 2024 г. продолжают склеивать стрелки Часов Судного дня – недостаточно. Недостаточно и рефлексии через игры со страхами и этикой – когда непоправимое либо вот-вот случится, как в «Охоте за «Красным Октябрем», либо, как в фильме 1959 г. «На берегу», только что произошло (режиссёр «On The Beach» – профессиональный морализатор Голливуда С. Крамер, его «Нюрнбергский процесс» – важное высказывание на тему коллективной вины народов).
Поп-культура, как явление позитивное и по-хорошему поверхностное, непоправимое не любит в принципе. «Death Is Not the End», иначе кто будет покупать билеты и пластинки? Даже когда от радиации небо оранжевое – главное, не унывать, как распевал Нэт Кинг Коул в развесёлой «Orange Colored Sky» ещё в 1950-м году. Пусть заламывают руки оперные либреттисты или какой-нибудь, там, Dostoevsky – достойным внимание может быть только одно экзистенциальное состояние, жизнь. Потому по-настоящему достучаться – через сложный образ искушения власть имущего, через саспенс теребящего красную кнопку взмокшего пальца – получалось на Западе нечасто. Вспоминается фильм С. Люмета 1964 г. «Fail Safe», где американский президент в гробовой – буквально, в картине нет саундтрека, такой художественный приём – тишине откупается от поражённого по ошибке СССР атомной бомбардировкой своего же Нью-Йорка.
Со всеми сопутствующими, скульптурно сыгранными Г. Фондой метаниями. Затем в свежем «Оппенгеймере» – тоже про «принятие решений», причём именно людьми, а не супер-компьютером из «Терминатора» (свалили с больной головы на здоровую микросхему). Обычно же тема немирного атома раскрывается в пост-апокалиптической фантастике или в т.н. «альтернативной истории», где всё неприятное уже случилось и выведено за кадр (затейливые миры игры «Fallout», «Безумного Макса» или недавнего сериала «Человек в высоком замке»). Или как метафора сильных чувств, слово «супер» по отношению артистов к самим себе («Atomic Jones» Тома Джонса) или к пустякам вроде любви или веры («Atomic» Блонди, или хит 50-х «Jesus Hits Like the Atom Bomb»).
Или как радикальное средство от скуки, гильотина от головной боли (песня Моррисси «Every Day Is Like Sunday»). В 1980-е рок-общественность отрабатывала тему дежурно – как равнодушен Билли Джоэл к своему советскому визави «Виктору» в песне «Leningrad», как презирал Стинг абстрактных «Russians», как наплевать на ядерный холокост обдолбанному Джаггеру в «антивоенной» композиции Rolling Stones «Back To Zero» 1986 г. Принс так просто устроил похотливые скачки в шлягере 1982 г. «1999» – отделения блоков индивидуального наведения как метафора эякуляции.
Мир-дружба-жвачка, «Wind Of Change», превратившийся в умелых руках в сквозняк, капитально продувший шестую часть суши. Но был и ещё один способ – возможно, только он и сработал, раз мы все ещё живы. Не эстетизировать мотивации ответственных лиц, художественными средствами потакая их губительному для планеты эгоизму, но выступить ребёнком из «Нового платья короля» Г.Х. Андерсена. Просто крикнуть «харэ!», «вы охренели!». Как у Д. Хармса: «ПИСАТЕЛЬ: Я писатель! ЧИТАТЕЛЬ: А по-моему, ты г…о!». Но чтобы подобный метеоризм вышел за пределы лужи, говорящий должен быть Ленноном или, как минимум, (автором «Пока не поздно») Пахмутовой.
Называние вещей своими именами – мечта и высшая реализация думающего и чувствующего человека, но самые важные «стоп-слова» положено говорить юродивым. В джазе таким был Сан Ра. Соколиноголовый бог солнца со свитой инопланетян явился Герману Пулу Блаунту в 23 года – год спустя Хиросимы. С тех пор тот, под именем «Le Sony'r Ra» или просто Sun Ra, не изменяя родному отныне Сатурну, проработал на стыке «КОБа» (конспирология о заправляющей всем египетской жреческой касте), Чарли Мингуса (злоупотребление самобытностью) и Порфирия Иванова (непосредственность в манифестации вышесказанного) более 40 лет. Будучи при этом отличным клавишником, композитором и аранжировщиком. Такой убер-растафари – не в Эфиопию, а сразу в космос или в IV династию Древнего царства. Эту абракадабру назвали «афрофутуризм», поджанр «блэксплотейшна» – до выхода на экраны марвеловской «Чёрной пантеры» (2018) он был представлен одними Сан Ра и блистательным Джорджем Клинтоном из Funkadelic.
В чём-то это остроумная пародия на европейскую «духовность», чернокожая Мария-Дэви Христос вместо тёти Вали в гостях у инклюзивной сказки. Его, безусловно, имевшая место душевная болезнь проявлялась, слава Богу, не в психозах. К инопланетным облику и речи быстро привыкли – мало ли чудаков в XX в. – фишкой Ра была «патологическая обстоятельность» (термин из психиатрии). Как музыкант, он небыстро и нелинейно думал и для скорого на ярлыки уха звучал посредине между допотопным диксилендом и отъехавшим фри-джазом, между коктейль-лаунжем и «собачатиной». Зная, что запишет не менее 100 прижизненных альбомов (как индусы знают, что у них анлимитед перерождений), Сан Ра не спешил: раз не этот (альбом, трек), так следующий. И когда не экономишь на «плёнке», а душа поёт, рано или поздно получится – диггерство в дискографии нашего пришельца дело увлекательное, но малоподъёмное.
Так было и с концертами: избыток материала позволял не повторяться в сет-листах (немыслимо для коллег по цеху!), и из десятка попыток одна всегда была в яблочко. Big data против иллюзии «таланта» – так мог мыслить только настоящий сумасшедший. В оркестре Ра, называвшемся «Arkestra», всегда было полно народу – эта импровизация не конечно-авторская, а коллективная и неусыпаемая, как Псалтырь. Лоу-фай камлание на медленном огне – пока ещё дойдёт сигнал до Сириуса. То были не подёнщики-однодневки, а спаянный годами, по-сыновьи преданный коллектив, секта готовых бесконечно слушать нью-эйдж пургу бэнд-лидера. Больше всего Ра повезло, конечно, с тенор-саксофонистом Джоном Гилмором – как самому Гилмору не повезло с патроном. Учитель (не ученик!) Колтрейна, инструменталист такого же исполинского дарования, Гилмор (за редкими исключениями в 60-е) трудился исключительно и только в «Arkestra», который, конечно, был ему мал.
Орфография и пунктуация автора сохранены
В иллюстрации использовано изображение фото с сайта https://unsplash.com/, фотоматериалы (общественное достояние) с сайта https://commons.wikimedia.org и изображение от Freepik с сайта https://ru.freepik.com/
Одно дело, когда, облизывая губы и потея, мусолишь курок вставленного себе в рот браунинга – твой личный дерьмовый кейс, easy money для дьявола. Совсем другое, когда гордыня подсовывает миражи аргументов в пользу «трудного решения», о котором никто не просил. Диспропорция между ничтожеством «геополитиков» и количеством жизней, оказавшихся в их руках, ошеломительна. Это «демиургизм» разоряющего муравейник двоечника, мстящего отвергнувшей его отличнице. Некрофильский экстаз от комплексов размером с ядерный гриб; мстительность 360° от невозможности смириться с тем, что с тобою мир не кончится. В обычной жизни у ущерба есть люфт, возможность его смягчения, неполного, частичного нанесения (и тем более отмены). Здесь же цена и непоправимость действия гипнотизируют – фарш не провернуть назад, как не вернуть на базу бомбардировщик «Энолу Гей» в одноимённом хите 1980 г. британских неоромантиков «Orchestral Manoeuvres in the Dark».
Искушение покруче адамова: неужели я, такой маленький и конечный, могу (и стóю) так много, не в этом ли избранность? Онтология высшего порядка оказалась в руках людей случайных, с букетом неприглядных патологий и выводком мелких бесов за пазухой. И просто посмеяться над ними, как в «Докторе Стрейнджлаве» С. Кубрика (1963), – пока в 2024 г. продолжают склеивать стрелки Часов Судного дня – недостаточно. Недостаточно и рефлексии через игры со страхами и этикой – когда непоправимое либо вот-вот случится, как в «Охоте за «Красным Октябрем», либо, как в фильме 1959 г. «На берегу», только что произошло (режиссёр «On The Beach» – профессиональный морализатор Голливуда С. Крамер, его «Нюрнбергский процесс» – важное высказывание на тему коллективной вины народов).
Поп-культура, как явление позитивное и по-хорошему поверхностное, непоправимое не любит в принципе. «Death Is Not the End», иначе кто будет покупать билеты и пластинки? Даже когда от радиации небо оранжевое – главное, не унывать, как распевал Нэт Кинг Коул в развесёлой «Orange Colored Sky» ещё в 1950-м году. Пусть заламывают руки оперные либреттисты или какой-нибудь, там, Dostoevsky – достойным внимание может быть только одно экзистенциальное состояние, жизнь. Потому по-настоящему достучаться – через сложный образ искушения власть имущего, через саспенс теребящего красную кнопку взмокшего пальца – получалось на Западе нечасто. Вспоминается фильм С. Люмета 1964 г. «Fail Safe», где американский президент в гробовой – буквально, в картине нет саундтрека, такой художественный приём – тишине откупается от поражённого по ошибке СССР атомной бомбардировкой своего же Нью-Йорка.
Со всеми сопутствующими, скульптурно сыгранными Г. Фондой метаниями. Затем в свежем «Оппенгеймере» – тоже про «принятие решений», причём именно людьми, а не супер-компьютером из «Терминатора» (свалили с больной головы на здоровую микросхему). Обычно же тема немирного атома раскрывается в пост-апокалиптической фантастике или в т.н. «альтернативной истории», где всё неприятное уже случилось и выведено за кадр (затейливые миры игры «Fallout», «Безумного Макса» или недавнего сериала «Человек в высоком замке»). Или как метафора сильных чувств, слово «супер» по отношению артистов к самим себе («Atomic Jones» Тома Джонса) или к пустякам вроде любви или веры («Atomic» Блонди, или хит 50-х «Jesus Hits Like the Atom Bomb»).
Или как радикальное средство от скуки, гильотина от головной боли (песня Моррисси «Every Day Is Like Sunday»). В 1980-е рок-общественность отрабатывала тему дежурно – как равнодушен Билли Джоэл к своему советскому визави «Виктору» в песне «Leningrad», как презирал Стинг абстрактных «Russians», как наплевать на ядерный холокост обдолбанному Джаггеру в «антивоенной» композиции Rolling Stones «Back To Zero» 1986 г. Принс так просто устроил похотливые скачки в шлягере 1982 г. «1999» – отделения блоков индивидуального наведения как метафора эякуляции.
Мир-дружба-жвачка, «Wind Of Change», превратившийся в умелых руках в сквозняк, капитально продувший шестую часть суши. Но был и ещё один способ – возможно, только он и сработал, раз мы все ещё живы. Не эстетизировать мотивации ответственных лиц, художественными средствами потакая их губительному для планеты эгоизму, но выступить ребёнком из «Нового платья короля» Г.Х. Андерсена. Просто крикнуть «харэ!», «вы охренели!». Как у Д. Хармса: «ПИСАТЕЛЬ: Я писатель! ЧИТАТЕЛЬ: А по-моему, ты г…о!». Но чтобы подобный метеоризм вышел за пределы лужи, говорящий должен быть Ленноном или, как минимум, (автором «Пока не поздно») Пахмутовой.
Называние вещей своими именами – мечта и высшая реализация думающего и чувствующего человека, но самые важные «стоп-слова» положено говорить юродивым. В джазе таким был Сан Ра. Соколиноголовый бог солнца со свитой инопланетян явился Герману Пулу Блаунту в 23 года – год спустя Хиросимы. С тех пор тот, под именем «Le Sony'r Ra» или просто Sun Ra, не изменяя родному отныне Сатурну, проработал на стыке «КОБа» (конспирология о заправляющей всем египетской жреческой касте), Чарли Мингуса (злоупотребление самобытностью) и Порфирия Иванова (непосредственность в манифестации вышесказанного) более 40 лет. Будучи при этом отличным клавишником, композитором и аранжировщиком. Такой убер-растафари – не в Эфиопию, а сразу в космос или в IV династию Древнего царства. Эту абракадабру назвали «афрофутуризм», поджанр «блэксплотейшна» – до выхода на экраны марвеловской «Чёрной пантеры» (2018) он был представлен одними Сан Ра и блистательным Джорджем Клинтоном из Funkadelic.
В чём-то это остроумная пародия на европейскую «духовность», чернокожая Мария-Дэви Христос вместо тёти Вали в гостях у инклюзивной сказки. Его, безусловно, имевшая место душевная болезнь проявлялась, слава Богу, не в психозах. К инопланетным облику и речи быстро привыкли – мало ли чудаков в XX в. – фишкой Ра была «патологическая обстоятельность» (термин из психиатрии). Как музыкант, он небыстро и нелинейно думал и для скорого на ярлыки уха звучал посредине между допотопным диксилендом и отъехавшим фри-джазом, между коктейль-лаунжем и «собачатиной». Зная, что запишет не менее 100 прижизненных альбомов (как индусы знают, что у них анлимитед перерождений), Сан Ра не спешил: раз не этот (альбом, трек), так следующий. И когда не экономишь на «плёнке», а душа поёт, рано или поздно получится – диггерство в дискографии нашего пришельца дело увлекательное, но малоподъёмное.
Так было и с концертами: избыток материала позволял не повторяться в сет-листах (немыслимо для коллег по цеху!), и из десятка попыток одна всегда была в яблочко. Big data против иллюзии «таланта» – так мог мыслить только настоящий сумасшедший. В оркестре Ра, называвшемся «Arkestra», всегда было полно народу – эта импровизация не конечно-авторская, а коллективная и неусыпаемая, как Псалтырь. Лоу-фай камлание на медленном огне – пока ещё дойдёт сигнал до Сириуса. То были не подёнщики-однодневки, а спаянный годами, по-сыновьи преданный коллектив, секта готовых бесконечно слушать нью-эйдж пургу бэнд-лидера. Больше всего Ра повезло, конечно, с тенор-саксофонистом Джоном Гилмором – как самому Гилмору не повезло с патроном. Учитель (не ученик!) Колтрейна, инструменталист такого же исполинского дарования, Гилмор (за редкими исключениями в 60-е) трудился исключительно и только в «Arkestra», который, конечно, был ему мал.
Один из самых нереализованных потенциалов в истории, Илюша Муромец, который так и не слез с печи своего полоумного теософа-абьюзера. Каждый вечер он имел политинформацию о Гурджиеве, выпивал молока и счастливый ложился спать, позабыв о сольном творчестве. Но значительную часть материала Ра вытаскивала именно рубленая, угрюмая изобретательность Гилмора – он как Ибрагимович в команде Швеции, стратегия которой сводилась к доставке ему мяча, а там югослав что-нибудь да придумает. На мой взгляд, лучшие вещи Сан Ра делал во вт.пол. карьеры – примерно, с сер. 70-х. Побаловался традиционными формами и атональщиной и перешёл к какому-то сумрачному, побулькивающему синти-фанку с оттенком потусторонней мультипликации.
На грани разжижения мозгов, но с битом и драйвом, которые осанку держат («Lanquidity» 1978 г. – блестящий образец). Кино Ра любил и, как музыкант, мыслил кинематографически, как Иосилиани снимал бы научную фантастику. Все свои т.н. идеи он впихнул в бредовую картину 1974 г. «Space is the Place», где сам в главной роли, в шеломе из фольги, играет с Сатаной («Надзирателем») в карты на души негров всего мира. И образ муз.клавиатуры как приборной доски космического корабля хорош – избегая особой виртуозности, Ра именно что щёлкает тумблерами возмущения астральных полей. Под конец, «по сумме публикаций», Ра станет наджанровым явлением, старомодно-эксцентричным брендом, как Слава Зайцев. С ним разделит сцену классик XX века Джон Кейдж, свадебным генералом прозаседает он на фестивалях независимой музыки до самой своей смерти в 1993 г. Но вернёмся к ядерной теме.
В 1982 г. Ра выпускает проходняк, пародию на выверенную небрежность «Oh Yeah» Мингуса, с заглавной песней «Nuclear War». Название и лирика пришли автору в последний момент, когда все приличные лейблы в публикации отказали: нужна была злоба дня. А злобы тогда было вагон и маленькая тележка. Ранний Рейган и поздний Брежнев закусились и бряцают боеголовками, Джордж Лукас в «Звёздных войных» готовит мир поверить в мистификацию СОИ. В который раз «Eve of Destruction» – рык правдоруба 60-х, старины Барри Мак-Гуайера прорывается сквозь все глушилки РЭБ. Как в «Кин-Дза-Дзе», на персонажей которой так походил Ра: «они уничтожили нас за то, что мы их не успели» – альтернативная логика «альтернативно одарённых».
Юмор Ренди Ньюмана в песне 1972 г. «Political Science» – про то, что «оставить нужно одну Австралию», – уже чернее графита в стержнях: дошутились. Действуя сперва по конъюнктурным соображениям, Сан Ра, как человек дотошный, решил вникнуть в тему – и «увидел, что это нехорошо». Без словоблудия, заумных эвфемизмов ненависти – просто нехорошо, так говорит Бог, с которым юродивый был на ты. Отсюда матерная скрижаль текста: «It's a motherfucker, don't you know, If they push that button, your ass gotta go». «Не смей, мазафакер!». Ядерному взрыву нет, нет и ещё раз нет – как нет времени объяснять, когда лёгкие, как пела Кейт Буш, уже наполняются частицами плутония («Breathing», 1980). Кстати, в вышеупомянутом альбоме «Oh Yeah» 1962 г., которому спустя 20 лет подражала «Ядерная война», есть закладочка для артистов будущего (хотя Ра был старше Мингуса на 8 лет!), композиция «Боже, не дай им сбросить на меня бомбу» – как раз отгремел Карибский кризис.
В итоге «Nuclear War» вышла, но на британском пост-панк (!) лейбле и только в Италии – т.е. благополучно положена под сукно. Впрочем Ра было до лампочки: разоблачённые мерзавцы сгорали в реактивной струе его звездолёта или реинкарнировали в мокриц. Вот только наяву они цветут и пахнут, следят, чтобы крикнувший про их «монаршью» наготу запомнился деревенским дурачком. Но, благодаря таким прогрессивным изданиям, как «За рубежом», мы не дадим им этого сделать! Пусть их чортовы ракеты окажутся красными воздушными шариками и лопнут без следа – как в очаровательной песенке 1984 г. «99 Red Balloons» немецкого коллектива Nena.
Кирилл ЭкономовНа грани разжижения мозгов, но с битом и драйвом, которые осанку держат («Lanquidity» 1978 г. – блестящий образец). Кино Ра любил и, как музыкант, мыслил кинематографически, как Иосилиани снимал бы научную фантастику. Все свои т.н. идеи он впихнул в бредовую картину 1974 г. «Space is the Place», где сам в главной роли, в шеломе из фольги, играет с Сатаной («Надзирателем») в карты на души негров всего мира. И образ муз.клавиатуры как приборной доски космического корабля хорош – избегая особой виртуозности, Ра именно что щёлкает тумблерами возмущения астральных полей. Под конец, «по сумме публикаций», Ра станет наджанровым явлением, старомодно-эксцентричным брендом, как Слава Зайцев. С ним разделит сцену классик XX века Джон Кейдж, свадебным генералом прозаседает он на фестивалях независимой музыки до самой своей смерти в 1993 г. Но вернёмся к ядерной теме.
В 1982 г. Ра выпускает проходняк, пародию на выверенную небрежность «Oh Yeah» Мингуса, с заглавной песней «Nuclear War». Название и лирика пришли автору в последний момент, когда все приличные лейблы в публикации отказали: нужна была злоба дня. А злобы тогда было вагон и маленькая тележка. Ранний Рейган и поздний Брежнев закусились и бряцают боеголовками, Джордж Лукас в «Звёздных войных» готовит мир поверить в мистификацию СОИ. В который раз «Eve of Destruction» – рык правдоруба 60-х, старины Барри Мак-Гуайера прорывается сквозь все глушилки РЭБ. Как в «Кин-Дза-Дзе», на персонажей которой так походил Ра: «они уничтожили нас за то, что мы их не успели» – альтернативная логика «альтернативно одарённых».
Юмор Ренди Ньюмана в песне 1972 г. «Political Science» – про то, что «оставить нужно одну Австралию», – уже чернее графита в стержнях: дошутились. Действуя сперва по конъюнктурным соображениям, Сан Ра, как человек дотошный, решил вникнуть в тему – и «увидел, что это нехорошо». Без словоблудия, заумных эвфемизмов ненависти – просто нехорошо, так говорит Бог, с которым юродивый был на ты. Отсюда матерная скрижаль текста: «It's a motherfucker, don't you know, If they push that button, your ass gotta go». «Не смей, мазафакер!». Ядерному взрыву нет, нет и ещё раз нет – как нет времени объяснять, когда лёгкие, как пела Кейт Буш, уже наполняются частицами плутония («Breathing», 1980). Кстати, в вышеупомянутом альбоме «Oh Yeah» 1962 г., которому спустя 20 лет подражала «Ядерная война», есть закладочка для артистов будущего (хотя Ра был старше Мингуса на 8 лет!), композиция «Боже, не дай им сбросить на меня бомбу» – как раз отгремел Карибский кризис.
В итоге «Nuclear War» вышла, но на британском пост-панк (!) лейбле и только в Италии – т.е. благополучно положена под сукно. Впрочем Ра было до лампочки: разоблачённые мерзавцы сгорали в реактивной струе его звездолёта или реинкарнировали в мокриц. Вот только наяву они цветут и пахнут, следят, чтобы крикнувший про их «монаршью» наготу запомнился деревенским дурачком. Но, благодаря таким прогрессивным изданиям, как «За рубежом», мы не дадим им этого сделать! Пусть их чортовы ракеты окажутся красными воздушными шариками и лопнут без следа – как в очаровательной песенке 1984 г. «99 Red Balloons» немецкого коллектива Nena.
Орфография и пунктуация автора сохранены
В иллюстрации использовано изображение фото с сайта https://unsplash.com/, фотоматериалы (общественное достояние) с сайта https://commons.wikimedia.org и изображение от Freepik с сайта https://ru.freepik.com/
28.03.2024
Важное
Уникальное собрание греко-римских древностей, принадлежащее известной итальянской семье Торлония, впервые будет представлено в Северной Америке.
15.03.2025 09:00:00
Другие Статьи
По мере таяния ледников археологи находят все больше древних артефактов, которые рассказывают о жизни первобытных людей.
Знаменитый книжный базар Урду в Дели превращается в обычный рынок из-за снижения популярности языка урду, влияния законов бизнеса и распространения современных технологий.
ШОС активно занимается созданием собственных платёжных систем и внедрением цифровых валют, чтобы снизить зависимость от доллара США и международной платёжной системы SWIFT.
Онлайн-выставка «Good words» представляет работы начинающих художников и иллюстраторов, созданные по мотивам знаменитых строк из классических романов.