Советско-китайские отношения в 1924–1931 гг.

После признания Китайской Республикой Советского Союза встал вопрос о ранге советского полномочного представителя: быть Л. М. Карахану в ранге посланника или в ранге посла. Советско-китайское соглашение 1924 г. не устанавливало ранга дипломатических представителей, но возникло предложение обменяться дипломатическими представителями в ранге чрезвычайных и полномочных послов. После сложных обсуждений вопрос был решен, 30 июля 1924 г. Л. М. Карахан вручил президенту Китая верительные грамоты чрезвычайного и полномочного посла. Советский полпред стал первым и единственным на тот момент послом в Пекине и формально возглавил весь дипломатический корпус в Китае.

В 1924 г. процесс восстановления дипломатических отношений между двумя странами ознаменовала нота дипломатического представителя КР в СССР Ли Цзяао на имя Г. В. Чичерина от 15 июня 1924 г.: «По поручению из Пекина имею честь просить Вас довести до сведения Правительства СССР, что 14-го сего июля Правительство Китайской республики через Вайцзяобу известило г. Полпреда Карахана о своем согласии с предложением Правительства СССР о назначении на взаимных началах равенства и справедливости Послов». Однако сам Ли Цзяао остался представлять интересы Китая в Москве в качестве главы Дипломатического полномочного представительства Китайской Республики в СССР без изменения формального статуса до 1925 г. В августе 1925 г. послом КР в СССР был назначен Сунь Баоци, который так и не вступил в должность, а Китай в Москве представлял временный поверенный Чжэн Яньси.

Советский полпред Л. М. Карахан, следуя логике курса на мировую революцию, после подписания советско-китайского соглашения в 1924 г. развернул активную политическую деятельность. Кроме того, 17 апреля 1925 г. в Москве было принято решение создать в Пекине специальный центр для руководства всей военной работой в составе председателя — полномочного представителя Л. М. Карахана, военного атташе А. И. Геккера и начальника группы военных советников К. Е. Воронина. В ответ на это китайские власти, придерживающиеся антикоммунистических позиций, потребовали от Москвы отозвать своего полпреда, угрожая депортацией. В советском руководстве по этому вопросу возникли противоречия, Л. Д. Троцкий выступил за отзыв Л. М. Карахана, И. В. Сталин назвал такую позицию капитулянтством, но вынужден был согласиться с отзывом неугодного Пекину полпреда. Вместо отозванного Л. М. Карахана полномочным представителем в Китай назначили кадрового дипломата А. С. Черных. Однако отношения к этому времени настолько обострились, что советское полпредство уже не могло нормально функционировать. Советским представителем в Пекине остался И. И. Спильванек (И. В. Бернгард), занимавший в 1926–1929 гг. должности и.о. генконсула СССР в Пекине и одновременно и.о. генконсула СССР в Тяньцзине. В апреле 1927 г. китайские власти фактически захватили советское полпредство, 15 советских граждан были арестованы и находились под арестом до 8 сентября 1928 г. Советское правительство вынуждено было отозвать дипломатический персонал в СССР, в Пекине осталось лишь Генконсульство. В Москву китайский посол так и не приехал, представительство Китайской Республики в СССР было оставлено на уровне временного поверенного.

После подписания советско-китайского соглашения в 1924 г. в разных городах двух стран планировалось открыть консульские учреждения. Советский полпред начал работу по возвращению зданий и имущества бывших консульских учреждений Российской империи в Китае. 2 июня 1924 г. Л. М. Карахан писал Г. В. Чичерину:

«Ваше внимание я хочу обратить на то, что при маленьком аппарате здесь, при отсутствии людей и при отсутствии, например, наших консулов и уполномоченных в Тяньцзине и Ханькоу, где имеется громадное имущество, станет серьезный вопрос, кто его будет принимать… мне нужно будет прислать целый ряд новых сотрудников, если не на должность консулов и консульских чиновников, то хотя бы на должность завхозов… Я может быть буду просить, чтобы таких людей прислали мне из Читы или Владивостока».

Процесс приема консульских помещений занял больше месяца. В конце июня 1924 г. Л. М. Карахан писал в Москву: «В Чифу и Ханькоу… консульства были переданы безболезненно. В Тяньцзине комиссар иностранных дел очень тесно связан с бывшим царским консулом Тидеманом, который живет в консульском здании… и там вопрос до сих пор не разрешен. В Шанхае дело обстоит хуже всего… До сих пор на здании консульства развевается трехцветный флаг». Китайский представитель в Москве Ли Цзяао сообщал: «Консульство в Тяньцзине уже передано, в Ханькоу будет передано 1 июля, в Шанхае и Чифу передача подготовляется, в других местах сделаны распоряжения». В Шанхае советский генконсул Р. Ж. Ильде и его помощник В. Н. Черкасов провели процедуру приема российского консульства 24 июля 1924 г.

В 1924 г. были открыты генконсульства СССР в Пекине, Тяньцзине, Шанхае, консульства в Гуанчжоу, Чифу и Калгане (Чжанцзякоу). Должность советского консула в Чжанцзякоу до мая 1927 г. занимал известный революционер и разведчик А. Я. Климов (Арвис). В 1925 г. открылось генконсульство в Мукдене, а осенью 1926 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение открыть консульства в Ханькоу и Баотоу, СССР также получил право открыть свое консульство в Чанчуне. Кроме консульских учреждений, на территории Китайской Республики были открыты официальные представительства советских организаций: в Тяньцзине — торговое представительство, в Шанхае — представительства Центросоюза, Совторгфлота и Госторга, а затем представительства других советских организаций. В 1926 г. в Шанхае действовали следующие советские организации: отделение торгового представительства, контора Центросоюза (всесоюзное кооперативное общество с головной конторой в Лондоне), представительство Текстильторга, контора Нефтесиндиката, агентство Совторгфлота, Дальбанк (филиал советского Моснорбанка, учрежденного в Лондоне), агентство КВЖД, агентство ТАСС. К 1929 г. к ним добавились Чаеуправление, Агентство Уссурийской железной дороги и др. В 1924 г. в Чжанцзякоу было открыто отделение советского торгового представительства, которое до 1926 г. возглавлял известный китаевед А. В. Маракуев.

Что касается качества работы консульских представителей, то у советского руководства к ним были претензии. В 1926 г. вернувшийся из Китая начальник Политуправления Красной Армии А. С. Бубнов сделал заключение: «Личный состав в консульствах, за небольшим исключением, слаб и источником нашей информации, а равно и органом нашей политики быть не может». Большинство советских консульских работников не имели специального образования, а работа в консульствах была лишь прикрытием для разведывательной деятельности. Исследователи пишут: «Многие выпускники Восточного отдела Военной академии РККА направлялись на разведывательную работу в Китай. Среди них В. Т. Сухоруков, И. К. Мамаев, И. И. Зильберт, П. Ю. Боровой, Д. Ф. Попов, Г. М. Григорьев (Абрамсон), В. Я. Аболтин, Ф. Г. Мацейлик, К. М. Римм, Н. И. Эйтингтон, В. П. Алексеев, И. Г. Чусов. В Китае они работали под прикрытием различных должностей НКИД в консульствах и полпредстве в Пекине».

Действительно, в консульские учреждения в Китай нередко отправляли профессионально не подготовленных людей с сомнительными морально-деловыми качествами. Например, в начале 1925 г. в Китай направили А. И. Хассиса, не имевшего китаеведческой подготовки и занятого судебными тяжбами по поводу алиментов. В феврале 1925 г. он вступил в должность секретаря советского консульства в Шанхае, в апреле 1925 г. перешел на должность секретаря советского консульства в Ханькоу, в конце 1926 г. стал вице-консулом в Кантоне (Гуанчжоу). Генеральным консулом в Гуанчжоу был назначен бывший глава спецслужб Дальневосточной Республики и вице-консул в Харбине Б. А. Похвалинский.

Советские консульства, занятые обслуживанием политических и военных советников и кураторов в Китае, воспринимались в мире как придаток Коминтерна или советских спецслужб. На это нередко указывали и сами советские консулы. Например, вице-консул в Гуанчжоу А. И. Хассис писал: «…пока здесь был тов. Бородин… пока здесь находилось Нац. Правительство… роль Генконсульства сводилась к очень ничтожным функциям… в глазах как китайцев, так и иностранных консулов играло роль канцелярии тов. Бородина по оформлению некоторых консульских действий». Сотрудник полпредства в Китае М. Юшкевич в докладной записке писал: «Перейдем к… генконсулу… Официально он представитель СССР в Ханькоу. Фактически роль его ничтожна. По его заявлению консульство не что иное, как придаток к нелегальному аппарату. Легальный аппарат находится в подчинении у нелегального. Все и всюду это знают… шифр у него отобран т. Б…консул в Ханькоу считает, что такое положение является совершенно ненормальным и должно быть изжито». В Северо-Восточном Китае советские консульства зачастую становились придатком структур КВЖД. В начале 1929 г. генконсул в Харбине Б. Н. Мельников писал в Москву: «С консулом привыкли не считаться, консул привык околачиваться в приемной у Тов. Пред и управляющего, выполнять то, что ему скажут железнодорожники. О руководстве консул даже и не заикался. Его бы подняли на смех… Вообще, консульство превратилось меньше чем в нуль».

После подписания в 1924 г. в Пекине Соглашения об общих принципах для урегулирования вопросов между СССР и КР в приграничных регионах России возобновили нормальную деятельность консульские учреждения Китая. На территории России консульства работали в Новосибирске, Иркутске, Чите, Благовещенске, Хабаровске, Уссурийске, Николаевске-на-Амуре, Владивостоке. В это же время СССР подписал с правительством Синьцзяна соглашение о немедленном открытии консульств в Ташкенте, Алма-Ате, Семипалатинске, Зайсане и Андижане.

В консульствах КР в России работали высокообразованные китайцы, придерживавшиеся разных политических позиций. В начале 1924 г. генеральным консулом в Чите был назначен Чжан Вэй. Он родился в провинции Хэнань, получил образование в педагогическом университете в Пекине и Кембриджском университете в Англии. После возвращения на родину получил ученую степень в области права и политики и занимал ответственные посты в Министерстве иностранных дел Китайской Республики. Приехав в Сибирь, Чжан Вэй женился на дочери русского генерала переводчице-машинистке Марии Мясниковой. В конце 1925 г. Генеральное консульство КР из Читы было переведено в Иркутск, где Чжан Вэй проработал до весны 1927 г. Вице-консулом в Чите остался Чэн Гуан, советские спецслужбы о нем сообщали: «…окончил университет в Пекине, хорошо владеет русским языком, учится по-английски, сторонник У Пэйфу, националист, ненавидит японцев». Другой сотрудник генконсульства в Чите, по данным советских спецслужб, был противоположностью вице-консулу: «Ву, он же Хо, заподозренный нами как резидент китайского шпионажа, одним из первых закончил университет законодательства в Чикаго, занимает должность в консульстве юрисконсультанта, великолепно говорит по-английски, учится русскому, большой сторонник Чжан Цзолина». В конце 1925 г. состав консульства в Чите сменился: «…прибыли новые сотрудники консульства: 1. Сам новый консул Цюань. Он худощавый, высокий, в очках. Говорит по-русски. С ним приехали: 2. Его жена китаянка, старая женщина. Она тоже говорит по-русски и по-английски… 4. Чжан Датьян, секретарь нового консульства со своей женой Лидией, урожденной Ивановой». Генконсульство в Благовещенске возглавлял Чэнь Гуанпин, должность вице-консула занимал Чжоу Шици, в штате было два секретаря.

В октябре 1925 г. Циркуляром НКВД установлен «порядок сношения с консульскими представительствами», определявший местные органы власти, полномочные решать вопросы двусторонних отношений с китайскими консульствами. На основании этого документа было определено: «Сношения с Генконсульством Китайской Республики в Иркутске по вопросам, касающимся непосредственного исполнения его консульских функций, т. е. защита интересов граждан Китайской республики, должны проходить через Окрисполком… При устном обращении представителей Консульства выслушивать и указывать, что за разрешением возбужденного вопроса надлежит обращаться в Окрисполком. По всем вопросам, связанным с нормальным функционированием Консульства — как учреждения, или с жизнью самого Консула, как иностранца на территории Союза, Консул вправе обращаться непосредственно в учреждения (почта, телеграф, банки, адресный стол и т. д.) без сообщения об этом в Окрисполком». С советской стороны заграничные паспорта и визы на выезд в Китай выдавали Иностранные отделения административных отделов Губисполкомов.

Китайские консулы не только успешно работали, но и принимали участие в общественной жизни регионов. Например, генконсул Чжан Вэй помогал директору Читинского краеведческого музея наладить связи с Пекином, а китайское министерство промышленности и торговли поручило ему наладить связи с Академией наук. Чжан Вэй подарил Археологической секции ВСОРГО литографическое издание 1908 г. коллективной работы китайских авторов «Зерцало древности [кабинета] Сицин». В Иркутске в 1926 г. была опубликована небольшая научная работа этого дипломата.

В советско-китайских отношениях возникали противоречия по персональному составу консулов. В материалах НКВД сохранились следующие документы: «Китайское посольство по- ставило в известность Наркоминдел, что Гуан-Шан-Пин, исп. обязанности консула в Хабаровске, назначается на должность Генконсула в Иркутск. По мотивам дипломатического характера НКИД не дало своего согласия на это назначение… если Ген-Куан в настоящее время находится в Иркутске, то его следует рассматривать как временно исполняющего обязанности Консула, поддерживая с ним нормальные отношения, воздерживаясь от каких-либо обострений».

Китайские консулы активно защищали интересы китайских граждан в Советском Союзе. В октябре 1927 г. китайский консул из Благовещенска писал: «Советская власть в соответствии со своей экономической политикой сурово обращается с китайскими коммерсантами. Здесь их арестовывают и, по решению Политбюро в Москве, ссылают в глухие места, в Нарым и Архангельск». Китайский консул в Никольск-Уссурийске писал в начале 1928 г. в Пекин:

«С тех пор как коммунистов изгнали с юга, с местными китайцами обращаются все хуже. В декабре прошлого года в нашем городе было арестовано много китайских торговцев».

Русские власти были обеспокоены активностью китайских консульских работников в части контроля над китайским населением, они пресекали попытки создания китайских общественных организаций при консульствах. Весной 1927 г. полномочный представитель ОГПУ ДВК Ф. Д. Медведь докладывал секретарю ДКК ВКП(б) Я. Б. Гамарнику о «группировках купеческой головки вокруг китайских консульств». Китайские консульские учреждения работали довольно активно, старались не оставлять без внимания случаи недружественных, по их мнению, акций со стороны советских местных властей и общества. Например, в июле 1929 г. генеральный консул Китая в Иркутске не только отказался выполнить требование снять китайский государственный флаг со здания консульства, но выразил возмущение по поводу использования в советской прессе в адрес Нанкинского правительства выражения «бандитское правительство». Китайские консульские представительства и связанные с ними частные лица в России, вероятно, занимались разведывательной деятельностью. В 1925–1928 гг. советские спецслужбы проводили операцию под названием «Делегаты» по выявлению и пресечению такой деятельности консульства в Чите.

Относительно стабильные отношения между двумя странами на высшем уровне сохранялись недолго. Как политическая ситуация в Китае, так и общая международная обстановка этому не способствовали. Пекин в эти годы был лишь номинальным центром Китая. СССР и КР встали перед проблемой выполнения условий соглашения, реализации его положений. Уже в конце июня 1924 г. Л. М. Карахан отмечал: «…ни одно из решений, которые должны были быть немедленно после подписания проведены в жизнь, до сих пор не выполнены».

Советско-китайское соглашение 1924 г. предусматривало скорейшее разрешение пограничных вопросов. В августе 1925 г. в Пекине начала работу советско-китайская конференция, на которой была создана Пограничная комиссия. 15 марта 1926 г. Л. М. Карахан вручил главе китайской делегации Ван Чжэнтину проект Принципа соглашения о вопросах, касающихся границы. Однако полноценные переговоры так и не состоялись, пограничные споры и противоречия не были урегулированы.

В 1920-х гг. советско-китайская граница так и не была полностью закрыта. Согласно официальным данным, за 1925–26 финансовый год на восточном участке советско-китайской границы было задержано более 3 тыс. нарушителей, в основном чернорабочих китайцев и корейских крестьян. В 1920-х гг. одна из главных проблем границы — организованная китайская преступность, известная как хунхузничество. В Отчете Далькрайисполкома за 1925–26 г. говорилось: «Вооруженные шайки хунхузов, численностью от 5 до 50 человек, прорываясь на нашу территорию, делают налеты на приграничное население, грабят население и проезжающих по дороге и угоняют крупные, иногда по несколько сот голов, табуны лошадей».

К концу 1920-х гг. погранично-территориальные противоречия вновь актуализировались. Обострилась ситуация на западном участке советско-китайской границы. В Донесении Зайсановского кавалерийского погранотряда № 50 в Зайсановский райисполком о нарушениях границы вооруженными отрядами из Китая и насильственном уводе местных жителей в Китай от 10 апреля 1930 г. приводилось множество примеров конфликтных ситуаций на границе. Например, 11 февраля 1930 г. в результате нападения 10 китайских солдат погиб советский пограничник. Исследователи пишут о проблемах островов Большой Уссурийский и Тарабаров:

«…в середине 20-х годов на них, кроме советских граждан, постоянно или временно находилось небольшое количество китайских подданных (маньчжуры, гольды), занимавшихся в основном рыбной ловлей, выращиванием овощей, посевом и сбором опийного мака. В 1928 г. последовало первое официальное заявление Китая (нота от 30 мая 1928 г.) с претензией на эти острова и переносе границы с протоки Казакевичева под Хабаровск. Заявление было отклонено советской стороной. В 1929 г.… оба острова были взяты под охрану подразделениями Красной армии и пограничной охраны».

Для реализации советско-китайского соглашения по КВЖД Советский Союз провел переговоры и заключил соглашение с правительством Маньчжурии. В ответ на это министр иностранных дел КР Гу Вэйцзюнь направил Л. М. Карахану ноту, в которой говорилось о непризнании соглашения с «изменником Чжан Цзолинем».

В Китае возникли проблемы и противоречия по вопросу использования российской доли «боксерской контрибуции», которая, согласно соглашению, должна быть потрачена на просвещение. Комиссия по распоряжению «боксерской контрибуцией» собралась лишь в конце ноября 1924 г. Вопрос так и не был решен до 1927 г., когда двусторонние отношения фактически были разорваны.

Советское правительство заявило свои права на имущество Российской духовной миссии в Китае, и китайская сторона в принципе с этим согласилась. В одной из Деклараций, подписанных одновременно с подписанием Соглашения об общих принципах для урегулирования вопросов между СССР и КР, обеими сторонами заявлялось: «…в отношении сооружений и земельной собственности русских православных миссий подразумевается, что таковые принадлежат правительству Союза ССР… Китайское правительство примет все меры для возможно немедленной передачи их, в соответствии с законами и правилами, существующими в Китае в отношении имуществ, находящихся в нем, как только правительство Союза ССР укажет лицо китайской национальности или соответствующую организацию. До того же правительство Китайской Республики примет меры к охране указанных выше сооружений и имущества и освобождению их от всех лиц, ныне в них проживающих». Глава Российской духовной миссии в Пекине, как писали очевидцы, «не пропустил в ворота миссии секретаря посольства Иванова, и возникла борьба относительно имущества миссии…». Архиепископ Иннокентий Пекинский оспорил решения советско-китайской конференции, доказав китайским властям, что правопреемником церкви на владение имуществом не может являться атеистическое государство. Современники писали: «Притязания СССР так ничем и не кончились, ибо было доказано, что ни государственных, ни церковных денег в миссию вложено не было. Суд признал Миссию правой во всем. Правомочность Начальника Миссии также была установлена; материальное состояние Миссии немного улучшилось. Миссия была спасена для эмиграции, для будущего Православной церкви в Китае».

В 5-й статье Соглашения об общих принципах для урегулирования вопросов между Союзом ССР и Китайской Республикой говорилось: «Правительство Союза ССР признает, Внешняя Монголия является составной частью Китайской Республики и уважает там суверенитет Китая. Правительство Союза ССР заявляет, что как только вопросы об отозвании всех войск Союза ССР из Внешней Монголии, а именно о предельном сроке отозвания этих войск и о мерах, имеющих быть принятыми в интересах безопасности границ, будут согласованы на конференции… оно осуществит полное отозвание всех войск Союза ССР из Внешней Монголии».

Большая часть руководства Монголии была недовольна тем, что СССР формально признал новое государство частью Китайской Республики. Осенью 1924 г. на Первом Великом Хурулдане Монголия была объявлена республикой. Монгольский вопрос осложнял подготовку советско-китайской конференции. И 7 марта 1925 г. советский посол Л. М. Карахан нотой официально сообщил правительству Китая о завершении вывода советских войск из Монголии. Таким образом, острота Монгольского вопроса в советско-китайских отношениях формально была снята. Реальная же ситуация осталась на том же уровне, что сложилась в начале 1920-х гг., — Монголия осталась под контролем Москвы, а не Пекина.

В советско-китайских отношениях имели место противоречия, связанные с Японией. Уже в январе 1925 г. между правительствами СССР и КР возникла конфликтная ситуация. Китай выразил протест в связи с тем, что в подписанном 20 января 1925 г. советско-японском договоре говорилось о сохранении Портсмутского договора 1905 г. Это, по мнению китайской стороны, было нарушением советско-китайского договора 31 мая 1924 г., о чем и было заявлено в китайской ноте от 21 января 1925 г.

Противоречия в советско-китайских отношениях вызвали в Китае дискуссию о «красном империализме». Известный китаевед А. В. Ломанов пишет: «В начале октября 1925 г. китайская интеллигенция развернула спор о том, можно ли называть СССР страной «красного империализма». Главной площадкой для дискуссии стало выходившее в Пекине приложение к газете «Чэньбао», во главе которого стоял либерально настроенный поэт и публицист Сюй Чжимо. За несколько недель спор обрел широкие масштабы, в нем приняли участие несколько десятков человек, среди которых были влиятельные представители интеллектуальных кругов. Обсуждение выявило симпатии и антипатии не только к российской политике в отношении Китая, но и к идеологии и практике коммунистического движения».

Советско-китайские отношения развивались в условиях крайней политической нестабильности и гражданской войны в Китае. В 1924 г. в Пекине произошел переворот, к власти пришло временное правительство Дуань Цижуя. Началась подготовка к принятию новой конституции. Но развитие парламентской деятельности в Пекине, конституционные реформы в то же время сопровождались усилением вооруженной борьбы между разными военными группировками. В ноябре 1925 г. «Национальная армия» дружественного Советскому Союзу Фэн Юйсяна заняла китайскую столицу, а в апреле 1926 г. его армия потерпела поражение от войск Чжан Цзолиня и вынуждена была отступить из Пекина. В мае 1926 г. было сформировано правительство Ян Хуйцина. Успешное развитие начавшейся в Шанхае и Гуанчжоу революции еще более ослабило позиции Пекинского правительства.

В приложении к протоколу Политбюро от 1 апреля 1926 г. «Вопросы нашей внешней политики в отношении Китая и Японии» говорилось: «В положении Китая надлежит учитывать факторы трех категорий: а) внутренние силы Китая; б) милитаристские организации, которые, выражая в той или другой форме внутренние силы Китая, в чрезвычайной степени зависят от иностранных государств; в) силы иностранного империализма, с одной стороны, силы СССР и пролетарского революционного движения, с другой. Вся трудность ориентировки — во взаимоотношении этих факторов… Наше решающее преимущество в том, что мы имеем возможность вести в Китае политику большого исторического масштаба. При этом мы, разумеется, не можем игнорировать борьбу милитаристских групп со всеми эпизодическими удачами и неудачами, но должны не позволять этим эпизодам совлекать нас с основной линии нашей политики».

В середине 1920-х гг. Советский Союз в своей политике влияния в Китае сделал ставку на китайского генерала Фэн Юйсяна. Группировка Фэн Юйсяна, контролировавшая прилегающие к подконтрольной Советскому Союзу Внешней Монголии районы, считалась просоветской. У него работали советские военные и политические советники, было и небольшое русское воинское формирование. В 1925 г. в возглавляемой В. М. Примаковым Калганской группе советников у Фэн Юйсяна работали десятки военных советников, были политические советники и другие специалисты. В числе известных советских разведчиков, работавших в Чжанцзякоу, был В. М. Примаков. Фэн Юйсяну отправлялось оружие, советские советники организовали военную школу, приняли участие в подготовке военных уставов. На заседаниях Политбюро в мае — июне 1925 г. принимались решения о поставке ему танков и даже о «сформировании интернационального отряда на территории Монголии для оказания помощи Фэну». В Чжанцзякоу (Калгане), где была резиденция Фэн Юйсяна, конным отрядом командовал войсковой старшина Донского войска А. Ф. Гущин. Его эскадроны, которыми командовали русские офицеры, размещались в казармах на территории города. Несмотря на то что А. Ф. Гущин был белоэмигрантом, фактически он подчинялся коминтерновским советникам. В Калган приехал из Синьцзяна атаман Б. В. Анненков, где вступил в сотрудничество с советскими резидентами, затем он выехал в СССР и там был расстрелян. Группа советских советников в 1925 г. была сформирована и при командующем 2-й Национальной армии Юэ Вэйцзюнем в Кайфэне.

Фэн Юйсян успешно боролся за власть в Китае, где его главным противником был Чжан Цзолинь, он разбил противника в боях под Тяньцзинем. Но 23 декабря 1925 г. союзник Фэн Юйсяна в Маньчжурии Го Сунлин был убит. Генерал Фэн в начале января 1926 г. подал в отставку и уехал в СССР. Он заявил, что едет в СССР учиться, планирует стать простым рабочим и прожить там 7 лет, однако менее чем через полгода вернулся в Китай и, опять возглавив свои войска, занял Сиань. Жена и дети после его возвращения остались в СССР. Под влиянием Советского Союза и в связи с общим курсом на объединение Китая военно-политическая группировка Фэн Юйсяна к 1927 г. признала правительство Гоминьдана. В 1928 г., когда Фэн Юйсян перестал поддерживать советскую политику в Китае, трое детей Фэн Юйсяна были исключены из УТК и высланы из СССР.

Северо-Восточный Китай, граничивший с Советским Союзом, контролировала военно-политическая группировка во главе с Чжан Цзолинем. Именно с этой группировкой необходимо было урегулировать целый комплекс проблем регионального масштаба, доставшихся в наследство от прежних эпох. Кроме того, в армии Чжан Цзолиня, самого антикоммунистически настроенного китайского милитариста, служили русские белоэмигранты. Самое большое воинское формирование, в значительной части состоявшее из русских солдат и офицеров, возглавлял генерал К. П. Нечаев. Эта бригада находилась в провинции Шаньдун и воевала против войск милитариста У Пэйфу. Русские офицеры и генералы служили советниками в войсках Чжан Цзолиня, преподавали в военных учебных заведениях в Мукдене.

Как уже было сказано, русские служили в китайских вооруженных формированиях не в Маньчжурии, а в Центральном Китае. Вообще, русские эмигранты вносили заметный вклад в развитие Китая. Митрополит Пекинский Иннокентий (Фигуровский) в одной из своих проповедей отмечал: «Русские работают в качестве советников при китайском правительстве. Русские работают в качестве помощников при военных и гражданских администраторах. Русские профессора работают в китайских университетах, специальных школах. Наши инженеры трудятся на многих китайских фабриках и заводах и занимают там ответственные посты».

В приложении к протоколу Политбюро от 1 апреля 1926 г. «Вопросы нашей внешней политики в отношении Китая и Японии» говорилось: «В Маньчжурии дипломатическая работа целиком переносится из Харбина в Мукден… При переговорах указать Чжан Цзолину на то, что… мы не усматриваем основания к замене Чжан Цзолина другим лицом при условии установления нормальных отношений».

В конце 1926 г. Чжан Цзолинь стал главой всех северных милитаристов и командующим объединенной армии «аньгоцзюнь» («армия умиротворения государства»). В феврале 1927 г. Чжан Цзолинь обнародовал свою новую политическую платформу, сочетавшую «развитие народного управления» и ликвидацию «красных экстремистов». В феврале 1927 г. сторонники Чжан Цзолиня захватили на Янцзы советский пароход «Память Ильича» и арестовали трех дипкурьеров и жену главного советского политического советника Фаину Бородину. В апреле 1927 г. Чжан Цзолинь добился согласия иностранного дипломатического корпуса в Пекине на обыск помещения на территории советского посольства. 6 апреля 1927 г. около 300 полицейских заняли советское здание, где было арестовано 25 китайских коммунистов, в том числе один из основателей КПК Ли Дачжао. Арестованных вскоре расстреляли. 15 советских граждан были арестованы и находились под арестом до 8 сентября 1928 г. Советское правительство вынуждено было отозвать дипломатический персонал в СССР, оставив в Пекине лишь Генконсульство.

Полиция изъяла на территории советского посольства шифры, списки агентуры, материалы о поставках оружия КПК, инструкции китайским коммунистам.

В июне 1927 г. Чжан Цзолинь объявил себя генералиссимусом и взял ответственность за управление Китаем. В июне 1928 г. войска генералиссимуса потерпели поражение от Народно-революционной армии гоминьдановцев и отступили на север. Чжан Цзолинь при возвращении в Маньчжурию был убит 4 июня 1928 г. в результате теракта, организованного, по одним данным, японскими военными, по другим — советскими спецслужбами. В июне 1928 г., после взятия Пекина гоминьдановским генералом Янь Сишанем, Пекинское правительство, с которым Советский Союз в 1924 г. установил дипломатические отношения, прекратило свое существование.

В январе 1929 г. в Нанкине состоялась конференция по национальному единству, в которой приняли участие сын и наследник убитого главы Маньчжурии Чжан Сюэлян и Чжан Цзинхуй. Итогом конференции стало признание в качестве главы государства лидера партии Гоминьдан Чан Кайши, а Пекин перестал быть столицей Китая.

Проблемы советско-китайских отношений были обусловлены не только кризисом в Китае, следствием которого стала крайняя политическая нестабильность и фактическое отсутствие единого политического центра. Сама советская политика сохраняла внутреннюю противоречивость. Москва представляла в это время одновременно мощное национальное государство со своими национальными интересами и мировое коммунистическое и революционное движение, интересы которого формально были далеки от национальных интересов как России, так и Китая. Раздробленность Китая способствовала длительному сохранению «двух советских политик», и это нашло свое отражение в документах. Например, по возвращении из поездки в Китай в 1926 г. советская комиссия во главе с начальником Политуправления Красной Армии А. С. Бубновым сделала следующие выводы: «В дальнейшем необходимо: а) разведработу построить таким образом, чтобы Северный Китай (Маньчжурия и Монголия) освещались под углом интересов обороны СССР, а весь собственно Китай — с точки зрения потребностей нашей активной политики в Китае».

В советской политике в отношении Китая можно условно выделить две линии — И. В. Сталина и Л. Д. Троцкого. Линия Троцкого, в отличие от сталинской, была более сдержанной и сбалансированной, в силу чего многочисленные проблемы и противоречия удавалось решать без резкого обострения советско-китайских отношений. Однако И. В. Сталину во второй половине 1920-х гг. удалось постепенно отстранить Л. Д. Троцкого от власти.

Таким образом, после подписания в 1924 г. договора между Советским Союзом и Китайской Республикой и до 1929 г. межгосударственные отношения не были полностью нормализованы, достигнутые договоренности не были реализованы в полной мере. Китай так и не отправил в Москву своего посла, а в 1927 г. Советский Союз отозвал своего посла из Пекина. Фактически с 1927 г. дипломатические отношения между СССР и КР были разорваны. Правда, в Москве до 1929 г. оставалось посольство во главе с временным поверенным КР в СССР.

Познакомиться с еще одной книгой Владимира Дацышена и китайского исследователя Ван Вэя «Енисейская Сибирь и Китай» можно на сайте издания «Евразия сегодня».