«Секретная миссия»

Жан Эшноз продолжает традицию «нового романа», являясь тонким стилистом, он большое внимание уделяет художественному эксперименту. Комбинируя различные формы и жанры, пародируя «шаблоны» массовой литературы, писателю удается создавать свою собственную вселенную.

Детективный роман Эшноза «Секретная миссия» – это умственная «зарядка». Открыть этот роман – значит, быть готовым к тому, что его повествование с самого начала собьет с толку. Автор вводит множество персонажей (не раскрывая единовременно их настоящих имен и истинных мотивов), которые путем сонма неожиданных хитросплетений сходятся в одной точке на карте нашего мира. Развивается сюжет настолько стремительно (писатель не стесняется приема «сухого» монтажа), что читатель не сразу понимает, как из тривиального похищения и последующего за ним требования выкупа история выросла в пугающую миссию куда большего масштаба.

В «Секретной миссии» читатель следует за фразами и шагами дилетантов (ощутим дисбаланс между ничтожностью героев и необъятным пространством обстановки). Вместе с героями мы попадаем в круговерть событий, происходящих в Париже и окрестностях, в Пхеньяне и среди минных полей, в Сеуле… и снова в Париже.

Автор же любит зачастую врываться в повествование, тем самым то отдаляя читателя от персонажей и истории, то вновь приближая к ним. В этом романе нет ни положительных, ни отрицательных героев, есть люди, иногда дикие, иногда скромные, иногда глуповатые, иногда находчивые.

Фрагмент романа «Секретная миссия». 

Перевод с французского Ирины Волевич.

– Я хочу женщину! – объявил генерал. – Мне нужна женщина, вам ясно?

– В данном случае вы не одиноки, – с улыбочкой ответил Поль Обжá.

– Избавьте меня от ваших вольностей, Обжа, – сурово отрезал генерал, – я не шучу! Держите себя в рамках, черт возьми!

Улыбка Обжа мгновенно растаяла:

– Прошу простить, господин генерал.

– Ладно, забудем, – ответил его начальник. – Давайте поразмышляем.

Время близится к полудню. Собеседники размышляют, сидя по обе стороны зеленого металлического секретера – казенного старозаветного секретера с ящиками и откидной крышкой, рабочего места генерала. Сейчас крышка этого предмета обстановки занята только выключенной настольной лампой, коробкой сигар “Panter Tango”, пустой пепельницей и древним, сильно потрепанным бюваром, который, судя по всему, содержит энное количество завершенных, уже ненужных дел, начиная, скажем, с досье Бен Барки.

Зеленый секретер занимает все заднее пространство этого служебного помещения, чье окно выходит на казарменный мощеный двор; кроме него здесь имеются два стула с металлическими ножками и сиденьями с обивкой из ская, три шкафа-картотеки с отложенными досье и старый, громоздкий, замызганный компьютер на отдельном столике. Весь этот интерьер отнюдь не выглядит современным, и даже кресло генерала не очень-то презентабельно: металлические подлокотники заржавлены, из продранных уголков сиденья вылезают клочья полиуретанового наполнителя первого поколения.

Часы на колокольне ближайшей церкви Нотр-Дам-дез-Отаж наконец-то пробили полдень. Генерал вытащил из коробки сигару, рассмотрел ее, помял, понюхал и лишь потом уложил в портсигар.

– Да, женщина... – повторил он вполголоса, словно говоря с самим собой. Потом сказал, уже громче: – Но не просто женщина! И, главное, не первая попавшаяся стажерка, каких всюду полно. А кто-то, не имеющий абсолютно никакого отношения к сети, вы понимаете?

– Н-н-не совсем, – поневоле признался Обжа.

– Нужна невинная простушка, – объявил генерал, – которая ни черта в нашем деле не смыслит, выполняет все, что приказано, не задает лишних вопросов. И желательно хорошенькая.

– Многовато требований, – замечает Обжа, – такую нелегко будет найти.

– Я знаю, – согласился генерал, снова приоткрыл свою коробку “Panter Tango”, любовно посмотрел на содержимое и бережно прикрыл ее. Тем временем Поль Обжа оглядывал давно не крашенные стены комнаты, почти сплошь покрытые целыми созвездиями самых разнообразных документов: более или менее четких фотографий всяких людей, предметов или мест, кое-где соединенных между собой стрелками, начертанными фломастером, регистрационных карточек на двойных прищепках, каких-то непонятных схем, газетных вырезок, списков имен, географических карт, испещренных линиями; все это утыкано разноцветными, в зависимости от значения, кнопками. Официальный портрет президента республики. И ничего личного – ни семейных снимков, ни открыток, какие обычно присылают коллеги в отпускное время, ни репродукций картин Ван Гога и прочего хлама.

Давайте откажемся от соображений секретности – в частности, от соблюдения военной тайны, – и уточним для начала все, что касается данного офицера. Итак: генерал Буржо, шестидесяти восьми лет, старейший сотрудник “Аксьон” (разработка и осуществление секретных операций), специализируется на внедрении в оные операции и выведении из них личностей, причастных к разведывательной деятельности. Лицо суровое, взгляд холодный, но не будем вдаваться в детали, позже мы еще вернемся к его внешности. Ввиду долголетней службы и высокого звания, круг обязанностей генерала постепенно сужается, хотя, с учетом прошлых заслуг, ему оставили кабинет, ординарца и прежнее жалованье в полном объеме, отобрав, правда, служебную машину. Но Буржо вовсе не собирается сдавать оружие и продолжает потихоньку организовывать кое-какие операции, дабы не потерять сноровку. Ради того, чтобы хоть чем-то заниматься. Ради Франции.

Сидящий перед ним человек, также в гражданской одежде – Поль Обжа – представляет собой довольно красивого мужчину вполовину моложе генерала, с мягким голосом, спокойным взглядом и вечной еле заметной улыбочкой, внушающей как доверие, так и прямо противоположное чувство; временами в нем можно уловить сходство с актером Билли Бобом Торнтоном.

– Кажется, у меня есть одна идея, – сказал Обжа.

– Ну-ну, поделитесь-ка, – подбодрил его генерал, вслед за чем частично раскрыл свой проект: – Видите ли, как только мы найдем подходящую кандидатуру, ее прежде всего необходимо подвергнуть чему-то вроде чистки. То есть полностью изолировать от общества на какое-то время, перед тем как она приступит к делу. Это будет, так сказать, очищение изоляцией. В таких случаях личность человека претерпевает некоторые изменения. Я не хочу сказать, что изоляция разрушает характер, просто она делает его более податливым.

– Что вы имеете в виду под словом “податливый”? – спросил Обжа. – Я не совсем его понимаю.

– Ну, иначе говоря, управляемый, покорный, мягкий, гибкий, – уточнил генерал. – Теперь вам ясно?

– Ясно, – ответил Обжа. – Мне кажется, я понял. Более того, это навело меня на множество мыслей...

– Только смотрите не перестарайтесь, – осадил его генерал, вслед за чем развил свою идею поподробнее: – Когда я вам говорю об этом “очистительном” процессе, который полагаю необходимым, недурно было бы начать с легкого шока, слегка припугнуть эту особу. Но, разумеется, не прибегая к крайним мерам.

– Само собой, господин генерал, – ответил Обжа, снова улыбнувшись. – Мне даже кажется, что моя идея уже стала обретать конкретные очертания. И теперь, когда вы вкратце ознакомили меня с вашим планом, она имеет все шансы превратиться даже в очень удачную идею. Итак, есть некая особа, которая могла бы полностью нас устроить. Подходящая внешность, довольно общительна и мила – такая вполне могла бы, как вы сказали, оказаться полезной. И при умелой подготовке дело должно пойти.

– Но она хотя бы хорошенькая? – настойчиво спросил генерал.

– Очень недурна собой, – заверил его Обжа.

– А вы ее хорошо знаете?

– Не так чтобы хорошо… – признался Обжа. – Как-то раз я встретил ее у одних людей, и она произвела на меня впечатление, но, главное, мы с ней незнакомы.

– Прекрасно, – одобрительно сказал генерал, – вот первое и необходимое условие, ведь речь идет о сложной операции, и этот вопрос крайне важен.

– Вполне согласен, – признал Обжа, – но скажите, вы еще не проголодались? Мне тут присоветовали один недурной ресторан, совсем недалеко, рядом со станцией “Журден”, отсюда прямая линия метро.

– Эх, жаль, что у меня больше нет машины, – вспомнил генерал, – ну да ладно, доберемся и так.

Он вынул из коробки еще одну сигару и сунул ее в нагрудный карман, после чего они оба натянули плащи – аспидного цвета у старшего, жемчужно-серого у младшего, хотя на бульваре Мортье, в двадцатом округе Парижа, где они находились, дождем и не пахло, – и зашагали к станции метро “Порт де Лила”, расположенной в четырехстах метрах от казармы. Генерал Буржо похвалил Поля Обжа, не глядя на него, ворчливым и почти строгим тоном, плохо сочетавшимся с его словами:

– Я знал, что могу на вас положиться, Обжа, у вас часто возникают удачные идеи, вы мне уже оказали множество ценных услуг. И знаете, Обжа, вы мне очень нравитесь.

Обжа, прекрасно изучивший своего начальника, не стал сдерживать эмоции и радостно встрепенулся, услышав это заявление.

В ресторане, отведав салат со свиными ушками, а следом – говяжье жаркое, генерал осведомился:

– Ну-с, так что там с вашей милой особой?

– Я сегодня же займусь поисками, – пообещал Обжа. – Сперва мне нужно ее “запеленговать” и сделать два-три звонка. Но чем больше я о ней думаю, тем больше убеждаюсь, что она вполне сгодится для нашего дела. Да так сгодится, что вы даже представить себе не можете. Мне будет нетрудно ее разыскать. Я даже примерно знаю, где именно.

– И где же? – рассеянно спросил генерал, отщипывая кусочек от свиного уха.

– В пятнадцатом округе, – ответил Обжа, – в районе Шайо.

– Красивое местечко, – одобрил генерал. – Мирное такое, но… чуточку унылое, вы не находите? В общем, так о нем обычно отзываются. Лично я всегда жил рядом с Обсерваторией, в доме на первом этаже, под окнами садик, и прекрасно там себя чувствую. А вы, Обжа, вы в каком квартале обитаете?

– Ну… как вам сказать, господин генерал… – замялся Обжа, – пока мне трудно ответить на этот вопрос. В общем, сейчас я выбираю между несколькими новыми вариантами жилья.