С миру по юрте. Как создавался Музей кочевых культур

Монгольская юрта, бедуинский шатёр и чукотская яранга в этом месте находятся всего в паре метров друг от друга. Да еще и располагаются по соседству с высотками Москвы. В Музее кочевой культуры посетителей знакомят с особенностями жилищ народов мира. Его основатель и по совместительству директор, этнограф Константин Куксин рассказал изданию «За рубежом», как удалось воссоздать национальный колорит «домов» со всего света, в чём основные принципы работы этнографов, почему артефакты по соседству с солнечными батареями - это нормально, а также развенчал некоторые мифы о кочевых народах.

Началом для истории музея послужил вызов, который Константин бросил самому себе: когда учителю географии исполнилось 24 - он отправился на велосипеде через пустыню Гоби: «Это был велопробег от Байкала до Жёлтого моря в Китае. Цель была такая – просто проверить себя, свои силы. Но во время путешествия по Монголии я влюбился в эту культуру, в монгольское гостеприимство, в этих людей. Вернувшись домой, я стал всем рассказывать о своих впечатлениях. Никто мне особо не верил, потому что существовал миф о монголах как о жестоких дикарях. Это настолько не вязалось с тем, что я увидел своими глазами, что уже на следующий год я снова отправился в Монголию, привёз оттуда юрту, установил её в школьном дворе и назвал это Музеем кочевой культуры», – вспоминает этнограф. К слову, в начале следующего года музею исполнится уже 20 лет.

Чтобы пополнить коллекцию - были организованы экспедиции в разные уголки света: на Крайний Север, в Кыргызстан, Казахстан, Китай. Сегодня это уже словно настоящая мультинациональная деревня: здесь собрано три десятка жилищ, посетителям готовы рассказать об особенностях полусотни культур. «Наш музей мы называем живым. Мы придерживаемся трёх основных принципов. Во-первых, наш девиз – «всё - настоящее». Мы считаем, что важно показывать детям, выросшим в пластиковом мире, что-то подлинное. Во-вторых, наши экскурсоводы – это мои ученики, которые ездили в экспедиции, жили с кочевниками. Они рассказывают об этих народах не только по книгам, но и по собственным ощущениям. И в-третьих, экспонаты, которые обычно в музеях застывают под стеклом, у нас используются по прямому назначению. Вот ты пришёл, видел, как дети стреляют из луков. До этого они щупали бизоньи шкуры, томагавки. Какие-то редкие, уникальные вещи я детям покажу сам, но какие-то мы даём трогать, разбирать. Конечно, чтобы сломать томагавк XIX века - нужно постараться. Наверное, когда миллион детей его потормошит, тогда, возможно, с ним что-нибудь и случится».

При этом старинные предметы по соседству с вполне себе современной техникой и оборудованием, например видавшие виды нарты рядом с  поблескивающим на солнце снегоходом Yamaha для жилищ кочевников — вполне себе обычное явление. Далеко идущий прогресс не мешает людям сохранять свою аутентичность. Это отражено и в экспозиции — вот, к примеру, под навесом стоит вполне себе неплохой мотоцикл Honda, а прямо за ним пасутся кони. Такая картина — привычная для Монголии.

Слово «интерактивность» в этом музее воспринимают по-своему. Никаких мультимедийных экранов и 3D-моделей. Погрузиться с головой в культуру народов далёких краёв можно и без современных технологий. Дети могут обучаться ремёслам, разыгрывать значимые ритуалы – Константин Куксин составил для музея около 50 программ, которые можно сравнить со спектаклями. «У каждого народа мы находим какую-нибудь фишку. Где-то - это потрясающие танцы, где-то - уникальный музыкальный инструмент, где-то - особый способ добывания огня, где-то - необычная свадебная традиция. И наши программы – исторические, религиозные, этнографические – не повторяются. В углублённом курсе мы даже еду вместе готовим».

Для того, чтобы воссоздать в деталях национальный колорит — уходит достаточно много времени. Экспедиции проходят в несколько этапов. Первый называется разведкой. Этнографы отправляются в интересующий их регион, знакомятся с людьми, учат язык, находят переводчиков. Это нужно, чтобы понять, есть ли смысл более углубленно изучать выбранную местность. «Бывали случаи, когда я был первым белым человеком, которого видели местные жители, когда на острове люди убегали в джунгли, увидев меня. Как-то мы поймали бабушку, которая помедленнее бегала, спросили через переводчика, почему все испугались, а она говорит: «Никогда не видели таких, как ты».

На второй год этнографы вновь посещают этот же регион, где применяют так называемое включённое наблюдение – селятся рядом с кочевниками, знакомятся еще ближе с семьями, выполняют ту же работу, что и они. «Это очень важно, потому что многие антропологи приезжают туда на пару дней, делают фотографии, записывают сказки и уезжают, в итоге формируя предвзятое представление о народе. К примеру, многие считают, что кочевники едят только мясо. Это не так. В основном они питаются молоком, сыром и мучными изделиями, а вот мясо дают гостю. Пока антрополог будет гостем, он будет есть этих баранов каждый день. Но потом, когда его начнут гонять на работу, он будет питаться тем же, чем и они».

Во время второго этапа также собирают экспонаты. Они попадают в коллекцию музея разными способами. Какие-то из них покупают, причём не у кочевников, а у тех, кто уже переехал в города и сёла: «Скажем, у дедушки во дворе гниют нарты с бесценными вещами. Они ведь так и сгнили бы, но мы их покупаем, при этом не разоряя кочевую семью».

Ряд вещей этнографам дарят. Такие артефакты Константин считает одними из самых важных в своей коллекции: «Например, подарок от Далай Ламы – молитвенная мельница. Или, к примеру, один старик на Чукотке мне подарил своих родовых духов. Говорю ему: «Дедушка, это же уникальные вещи, их не дарят», а он мне: «Знаешь, я болею часто, меня на вертолёте в больницу возят, а идолы у меня закопчённые, их не разрешают брать. А если их не кормить, я умру. Ты их корми, и тогда я буду долго жить». Я взял этих идолов, и мы их действительно мажем салом. Если друзья привозят китовое сало, то мажем им. И я думаю, что этот дедушка всё ещё жив».

В музее представлены настоящие юрты, шатры, тибетская палатка. У каждого «экспоната» - своя история. Например, полотно для бедуинского шатра специально для музея целый месяц вручную сначала ткали, а потом сшивали 20 женщин. Большинство жилищ, кстати, доставляют оттуда, где они - в самом активном ходу. Например, алацик, в котором живут народы северного Ирана, Константин и его ученик везли аж через четыре границы. К слову, со всеми предметами интерьера он весит 550 кг. «У всего, что есть в музее, имеется своя история, – говорит этнограф, – И я могу по памяти описать любое наше жилище и то, что в нём находится».

Кстати, во время экспедиций учёные изучают и собирают местный фольклор. Сказки, рассказы о традициях и обычаях ложатся в основу книг. В конце мая Константин представил свое очередное произведение, которое станет частью настоящего литературного цикла. «Это будет сборник рассказов, – поясняет этнограф, – Первая книга называется «От Сахеля до Магриба». В неё вошли истории о бедуинах и туарегах, живущих в величайшей пустыне мира – Сахаре. Это такие приключенческие и в то же время познавательные истории, главные герои которых – это я, мои ученики и сами носители местных культур».

Поделиться этнографу действительно есть, чем. Многочисленные путешествия в малодоступные места земного шара нередко сопряжены с опасностями. Так, к примеру, во время первой поездки в пустыню Гоби Константин и его друг увязли в барханных песках, с собой — ни капли воды: «Мы шли в отчаянии, не могли даже говорить, потому что языки распухли. И тут мы нашли поилку для верблюдов. Мы понимали, что раз тут есть верблюды, то неподалёку есть и юрта, но если мы не попьём, то дойти до людей не получится. В поилке осталось немного воды, она была грязная и ужасно пахла. А в то время были популярны быстро растворимые соки: Invite, Yupi. У Invite ещё был слоган: «Просто добавь воды!», что в пустыне звучало особенно классно. Мы заткнули носы, смешали его с водой (пахнуть стало ещё хуже) и выпили. Я ещё помню – набираешь воды в рот, а она впитывается уже на губах, даже не проглотить. Зато она позволила нам дойти до юрты одного старика. Мне кажется, мы выпили всю воду, что у него была».

Уже в августе Константин снова отправится в путешествие, на этот раз - на Таймыр. Вместе с ним поедут и его ученики. Экспедиции, кстати, неспроста готовят в течение нескольких месяцев, а то и лет: «Не хочется стать одним из великих этнографов, которого съели туземцы, либо он умер в местной тюрьме, – шутит Константин, – Задача учёного – вернуться и рассказать людям что-то новое о культуре народа». 

Кстати, о ней Константин рассказывает не только в книгах, но и с экрана. Так, этнографический сериал «Кочевники» можно посмотреть на YouTube-канале «Миры кочевых народов с Константином Куксиным». Отснято около сотни эпизодов, которые выходят примерно раз в месяц (уже доступны сюжеты о монголах и ненцах).

Рассказал этнограф и о том, что в его профессии считается высшим пилотажем – это когда народ, с которым живет исследователь, даёт ему имя. У Константина таких — с десяток. У ненцев он известен, как Мюсерта – «Тот, кто всегда кочует», индейцы лакота во время одного из обрядов прозвали его Ташунка Вачипи – «Тот, чьи кони танцуют», а тибетцы дали ему красивое имя Немацеран – «Странник небесных гор».