Роберт Уайетт – фигура, которую никак не объедешь, если изучаешь мало-мальски продвинутую музыку последних десятилетий, тем более, английскую. Но и подъезжать к ней на кривой козе нельзя: уж больно штучный, некаталогизируемый, капризный («take it or leave it») товар, оказавшийся без срока годности. «Кентербери» – так назывался местечковый извод британского прогрессива рубежа 1960-70-х гг., где абсурдистский непринуждённый посыл и настроение капустника были важнее техничности и законченности музыкальной формы, как у ведущих представителей жанра (King Crimson, Genesis). И ведомая юным Уайеттом сотоварищи группа Soft Machine была на этой грядке главной. Их сталь закалялась без раскачки – в американском туре на разогреве группы Джими Хендрикса. Великий барабанщик Митч Митчелл привил тогда коллеге свою нетерпеливую многословную манеру.
Но боговдохновенным был только первый, одноимённый альбом Soft Machine 1968 г.: вневиртуозная изобретательность, напористый наив – как будто записывались не в Нью-Йорке, а в новосибирском Академгородке в середине 1980-х. И сквозь всё это прорывался голос (Уайетт – ещё один, кроме Фила Коллинза, великий поющий ударник) – заглядывающий в душу, по-козлиному высокий, обезоруживающе невинный и требовательный до занудства, завёрнутая в бессилие стальная воля этого (как выяснится позже) рок-Иова. Потом группу покидает не менее важный для МХК Кевин Айерс, и одеяло натягивает беспонтовый клавишник Майкл Ретлидж. Следующие пластинки Soft Machine – это несколько нудный джаз-рок без джазового класса и рокерского настроения, всё висит на перкуссионных каркасах выпрыгивавшего из штанов Уаейтта. Противясь нафталину и прозревая судьбу моментально устаревших к середине 1970-х коллег по жанру, наш герой собирает параллельный, куда более «кентерберийский» по духу, проект Matching Mole, а также записывает первый сольник «The End of an Ear».
Дадаистские праздники непослушания, коллажи необязательных звуков, которые превратились в метод, не подкреплявшийся тогда содержанием. Содержание пришло вместе с бедой: 1 июня 1973 г., будучи под газом, Уайетт выпадает из окна 5 этажа и ломает позвоночник – отныне он пожизненно прикован к креслу, прощай карьера драммера, тем более, такого истового. С этого момента начинается приключение – перепридумывание себя с нуля в жизни и в искусстве, бережными вдумчивыми мазками, шажками по невеликой шахматной доске, хотя до этого он, преимущественно, играл в «конницу Чапаева».
Боль от прерванного полёта вылилась в самый известный диск Уайетта – «Rock Bottom» 1974 г. – блуждание в потёмках души, бесконечно опускающийся занавес, погружения в белые ванны отчаяния и восхождения на чёрные пики тоски. С этого диска у Уайетта стали повсюду проступать пробирающие до костей блуждающие синтезаторы – как будто особенные похоронные баяны, с трагической сменой минора на мажор в одной и той же тональности. Они, вместе с не менее трагическим, распевным, а местами квакающим (как труба с сурдиной) контратенором свивались в заторможенном многоголосии – так заплетали бы косы утопленнице. Сверху ложились хонтологические призвуки, отзвуки и междометья, которых у Уайетта всегда был обширнейший каталог. И всё с огромным вкусом, без заламывания рук и посыпания головы пеплом, на микронюансах – экзальтация между строк. В принципе, всё, что хотел, маэстро сказал на «Подножие горы», – лезть на неё означало смерть, и автор стал обустраивать склоны.
Раз в 5 -7 лет он выпускал по альбому неизменного уровня качества и эпохальности – по мне, лучший «Shleep» 1997 г., но все они, в принципе, взаимозаменяемы. Творились они по схожим с «Rock Bottom» лекалам, но уже без такой драмы (хотя на каждой пластинке неизменно есть по одной вещи, от которой хочется повеситься), с волей к жизни, проявленной не в виде единого мощного потока, а десятками тянущимися к солнцу волосками уайеттовской фирменной бороды.
В последние декады продакшеном заведует Брайен Ино – и счёт волосков - микроисторий в звуке идёт уже на сотни. В типичной композиции дистрофический Уайетт, экономя силы, прядёт несколько нитей одновременно – и ощущение того, что одна из них может оказаться нитью судьбы, не даёт выключить эту тягомотину. Это особая полифония – не разноголосие, а шизофренические диалоги (триалоги) с самим собой, оттенки одного и того же охристого предзимнего настроения, растянувшаяся на десятилетия колыбельная для пробуждения. Иногда к голосам добавляется корнет (труба), на которой Уайетт играет с изяществом, а иногда женский голос – Уайетт рассматривает слабый пол не в категориях вожделения, но преданности, прежде всего, своей жене Альфреде Бэндж. Супруга оформляет все пластинки мужа так же, как вяжут носки или свитера с оленями.
Сильной стороной Уайетта были коллаборации – от Бьорк до (признанного иноагентом) Гребенщикова, он окормлял всех нуждавшихся, такой всеанглийский староста, добрый дедушка, реинкарнация Мундога. Рассматриваемый альбом «Nothing Can Stop Us» 1982 г. выделяется в доброкачественно однородной дискографии артиста. Это набор каверов, подвёрстанных под предельно политизированное высказывание, порождённое новым витком холодной войны начала 1980-х. Уайетт был и остаётся – и это я приберёг напоследок – человеком ультралевых взглядов, которые он выплеснул на данной пластинке, выбрав к тому же неочевидную «сторону», Советский Союз.
Из 10 треков в названиях двух содержится имя «Сталин», один озаглавлен как «Профсоюз», другой – «Красное знамя», а третий это версия кубинского революционного гимна «Guantanamera» в особой, тревожно-пофигистской интерпретации. В это время Уайетт – член Коммунистической партии Великобритании, амбассадор СССР («Скотный двор» наоборот), но одновременно противник государства Израиль и палестинофил, с ворохом непрошенных геополитических советов, затычка во всех бочках политической повестки. Впрочем, чудачить гениям позволено – а таких мостиков с лучшими творческими силами того мира нам сейчас не хватает…
А ещё какая же прекрасная «At Last I Am Free» на этом же альбоме – Сhic под фенозепамом, что-то типа элегического гимна. Ну и торжествующая гала-версия «I'm A Believer» 1974 г. – песня не только о вере, но и о настоящей дружбе с лучшими музыкантами эпохи, одном из главных даров Роберта Уайетта.
Криштиану Роналду объявил, что ЧМ‑2026 станет последним в его карьере.
Чили объявила пингвинов Гумбольдта исчезающим видом. Биологи требуют ограничить вылов рыбы, чтобы спасти колонии от голода и болезней.
На Каннском фестивале состоялась премьера фильма Ричарда Линклейтера «Новая волна» — легкой и ностальгической истории о том, как группа молодых французских кинокритиков в конце 1950-х изменила язык мирового кино.
Почему Австралии не удаётся с помощью миграционной программы обеспечить приток квалифицированных специалистов?
Протекционистская политика Дональда Трампа пока не принесла ожидаемых результатов. Тарифы нарушили логистические цепочки, а экономический рост в большинстве штатов замедлился или вовсе перешел в спад.
Бывший генсек ШОС Рашид Алимов — о стратегии по урегулированию ситуации в Афганистане, который после почти полувековой гражданской войны по-прежнему остается зоной нестабильности.