здесь мы определяем глобальные коммуникационные тренды
«Предсказывать трудно. Особенно будущее»
ЧТО СТАНЕТ С ТЕОРИЕЙ И ПРАКТИКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ К 2050 ГОДУ?
Марк Твен прав. Что ж, о будущем сегодня кое-кто не стесняется писать в самых мрачных тонах этаких антиутопий. Понятно, что здравый смысл изрешечен событиями самого последнего времени. Один юморист недавно сформулировал это так: «Главное – не терять пессимизма». О горизонте 2050 года начинают говорить всё чаще. Тут и магия чисел. Тут и несколько международных дедлайнов, в том числе срок человечеству достичь углеродной нейтральности. В любом случае налицо несколько долговременных трендов, смысл которых может полноценно проявиться за два с половиной десятилетия.
Особо значимый вопрос: что станет с теорией и практикой модернизации, которая под разными названиями остаётся с 1950-х годов путеводной звездой большинства государств (ну, может, кроме неудачников типа Сомали или Гаити)? И прежде всего каковы будут взгляды на ключевое положение этой теории: экономический рост рано или поздно ведёт к реальной демократии (правда, изначально она представлялась лишь a l’occidentale, то есть на западный манер) и социальному прогрессу.
Да, в КНР уже действует свой ориентир: модернизация не в духе вестернизации, а на китайский лад. Но он всё же выстроен в той же системе координат, только представляет собой госкапитализм. А вот изменится ли общая идея фикс – экономический рост любой ценой? И будет ли задействован иной аршин вместо ВВП, который в экспертном сообществе не упрекает только ленивый?
Понятно, что состояние и эволюцию мировой экономики мы пытаемся описать с помощью неких ментальных моделей. Сегодня для большинства - это устойчивое развитие. Что будет с этой концепцией к 2050 году? На какие компромиссы смогут пойти государства ради того, чтобы стабилизировать производство и ограничить потребление - в том числе за счёт преодоления демографических перекосов, сокращения гигантского теневого финансового сектора? Будет ли только эпизодом нынешний процесс фрагментации мирового хозяйства или он станет новой нормальностью? Стоит ли ожидать, что повсеместное внедрение ИИ и приход квантового компьютера лишь углубят неравенство и трения между постиндустриальным авангардом и отстающим пелотоном?
Сегодняшние нервозность и конфронтации в мировой политике могут затвердеть в решётке «холодной войны 2.0», чьи начальные формы уже налицо. Правда, железного занавеса, скорее всего, не будет (технологически мир далеко ушёл от 1940-1960-х годов), но фронтиров может быть множество: торговля, ползучая экстерриториальность, энергетика, окружающая среда, новейшие изобретения. Любое проявление человеческого гения несложно превратить в оружие (weaponize сейчас очень модное слово). Однако не хотелось бы впадать в сплошной фатализм.
Вообще, так называемая глобальная финансовая архитектура, о которой столько говорят, теперь немыслима без идущей в отрыв группы из 13-15 растущих экономик. Достаточно сказать, что за последний десяток лет она нарастила свою денежную поддержку межгосударственных финансовых институтов в 5 раз, до $6 млрд в год. Но в руководящих органах «старожилов» мировой финансовой структуры, МВФ и МБРР, эта когорта по-прежнему не имеет того веса, на который вправе претендовать: западные державы на словах за, а на деле - всячески тормозят перемены.
Всё же надо ожидать, что новое качество механизмов принятия решений в Фонде и Мировом Банке будет достигнуто, когда нынешняя сильная перетряска международных дел завершится. Тем, кто привык «сдавать карты», придётся подвинуться: глубинные тенденции невозможно игнорировать. В самом деле, демография, тесно переплетённая с экономикой, говорит нам о том, что доля человечества, проживающего в странах среднего уровня развития, выросла с 30 % в 1990 г. до 73 % в 2020 г.
Другое дело, если перераспределение ролей в устоявшихся валютно-финансовых организациях по какой-то причине застопорится. Тогда уже начавшийся «переток» ресурсов новых лидеров, прежде всего Китая и вообще членов БРИКС, в иные международные финансовые институты - Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (AIIB) и Новый банк развития БРИКС (NDB) - приобретёт необратимый характер. А значит, дробление той самой глобальной финансовой архитектуры станет свершившимся фактом.
Такой угол зрения позволяет оценить перспективы модернизации как нелинейные. В какую сторону дальше подует ветер – большой вопрос. Возможно, в моду вернётся какая-то гибкая форма социализма – хотя вряд ли скандинавский социал-демократический вариант; он всё же подходит только для «своих». Но успешен может быть только тот рецепт, который мало замешан на идеологии, а в основном проистекает из высокой продуктивности экономической модели (почти по В. И. Ленину). То есть, из технологий, исследований и разработок, институтов и норм.
Другое дело, что упования на всё большие вложения финансовых средств, «заливание» проблемы деньгами не решит проблем неразвитости. «Зри в корень!» - призывал незабвенный Козьма Прутков; так вот корень - в неравенстве государств в МЭО (очень скромные успехи в передаче технологий, уменьшении внешнего долга беднейших стран и т. д.).
Упомянутое Development Financing в предстоящие годы тем более может быть только смешанным, из всех источников. Из внешних: официальная помощь развитию (ОПР) сохранится, но её вес явно уменьшится; международным банкам придётся резко расширить пул располагаемых средств, в том числе с рынков частного капитала; ничто не сложится без значительных инвестиций от ТНК. С другой стороны, из внутренних: должна будет поменяться психология и поведение правящих элит на Глобальном Юге. Мысль о том, что «заграница нам поможет», не привела к успеху героев Ильфа и Петрова, не спасёт такой рецепт и правительства развивающихся стран. Привычка быть ведомыми хороша до поры до времени, но когда-то придётся крупно менять внутреннюю бюджетную и монетарную политику. Без этого не достичь перехода всех к чистой энергетике, не восстановить климатическое статус-кво, не ввести в действие новые нормы глобального налогообложения корпораций.
Перспективы для подобного прогресса из сегодняшнего дня, конечно, просматриваются плоховато. Многое будет зависеть от того, удастся ли международному сообществу достичь согласия по неким новым – консенсусным - рамкам политэкономии. В идеале они, эти рамки, должны прийти на смену как неолиберальному «Вашингтонскому консенсусу», так и идеологии «незапада», обретающей сейчас плоть под эгидой БРИКС.
«Дивный новый мир» будет невозможен без расставания с некоторыми обременениями нынешних финансовых и экономических взаимоотношений. Надо всё же ожидать, что уйдёт в прошлое довлеющее положение американского доллара. Напомним: любая транзакция в $, любая касающаяся этого информация так или иначе проходят через территорию США или международный институт, где влияние Вашингтона определяющее. То есть, США напрямую мониторят огромный массив данных о мировой торговле, проектной деятельности (и делают выводы для собственной политики).
Вот и в рамках БРИКС уже идут мозговые штурмы на этот счёт - скажем, проработка коллективной платёжной системы. Уместно привести мнение сведущих людей: борьба за новые основы глобальных финансовых и торговых связей может быть такой же крупной игрой, как и ядерная гонка в 1930-1950-х годах прошлого века.
Завтрашний день международной экономической системы будет во многом зависеть от того, что принято называть глобальным управлением. Пускай у самого этого понятия есть не только сторонники, но и критики, считающие Global Governance химерой. Но для практиков это реальность. И надо полагать, что глобальное управление претерпит значительные изменения. По идее, межгосударственные начала в нём должны понемногу сокращаться. Правда, оптимистам в 90-х годах прошлого века уже казалось, что это происходит: велись разговоры о «глобальной деревне», движении «поверх барьеров» (в смысле госграниц), самостоятельности бизнеса и международного гражданского общества.
На деле вышло, что это была преимущественно маниловщина. Как выяснилось, государство никуда не девалось. И когда ставки действительно велики, либеральная мишура (политкорректность, толерантность, правовая безукоризненность) остаются уделом лишь «больших» СМИ и ангажированной профессуры. Получится ли иное глобальное управление, такое, когда переговоры чиновников и дипломатов, закулисные сделки крупного бизнеса, прекраснодушные инициативы общественников будут не иллюстрировать трёх персонажей из басни Крылова, а хоть как-то коррелировать друг с другом? Из сегодняшнего дня такое видится маловероятным. Но пути Господни…
Конечно, интереснее всего прикинуть, что сулят России противоречивые перспективы модернизации. Но расклад карт весьма неочевиден в момент, когда даже ближние геополитические «берега» в густом тумане. Есть, правда, не очень убедительные попытки прогноза в духе линии на полный экономический и технологический суверенитет, автономную повестку, целиком ориентированную на национальные цели развития. Но даже адепты сугубой суверенизации признают, что Россия рискует оказаться «второй среди равных» в сегменте многополярности во главе с Китаем.
Александр Горелик, эксперт по международным организациям
Иллюстрация: «За рубежом», Midjourney
Особо значимый вопрос: что станет с теорией и практикой модернизации, которая под разными названиями остаётся с 1950-х годов путеводной звездой большинства государств (ну, может, кроме неудачников типа Сомали или Гаити)? И прежде всего каковы будут взгляды на ключевое положение этой теории: экономический рост рано или поздно ведёт к реальной демократии (правда, изначально она представлялась лишь a l’occidentale, то есть на западный манер) и социальному прогрессу.
Да, в КНР уже действует свой ориентир: модернизация не в духе вестернизации, а на китайский лад. Но он всё же выстроен в той же системе координат, только представляет собой госкапитализм. А вот изменится ли общая идея фикс – экономический рост любой ценой? И будет ли задействован иной аршин вместо ВВП, который в экспертном сообществе не упрекает только ленивый?
Понятно, что состояние и эволюцию мировой экономики мы пытаемся описать с помощью неких ментальных моделей. Сегодня для большинства - это устойчивое развитие. Что будет с этой концепцией к 2050 году? На какие компромиссы смогут пойти государства ради того, чтобы стабилизировать производство и ограничить потребление - в том числе за счёт преодоления демографических перекосов, сокращения гигантского теневого финансового сектора? Будет ли только эпизодом нынешний процесс фрагментации мирового хозяйства или он станет новой нормальностью? Стоит ли ожидать, что повсеместное внедрение ИИ и приход квантового компьютера лишь углубят неравенство и трения между постиндустриальным авангардом и отстающим пелотоном?
Сегодняшние нервозность и конфронтации в мировой политике могут затвердеть в решётке «холодной войны 2.0», чьи начальные формы уже налицо. Правда, железного занавеса, скорее всего, не будет (технологически мир далеко ушёл от 1940-1960-х годов), но фронтиров может быть множество: торговля, ползучая экстерриториальность, энергетика, окружающая среда, новейшие изобретения. Любое проявление человеческого гения несложно превратить в оружие (weaponize сейчас очень модное слово). Однако не хотелось бы впадать в сплошной фатализм.
Многое будет зависеть от того, сможет ли развиться развивающийся мир (извините за тавтологию). Станет ли он более благополучным – и проактивным – или будет «молчаливым большинством», от которого можно будет продолжать отмахиваться? Конечно, к развивающимся странам по-прежнему предпочитают причислять себя в Пекине.Однако к Китаю термин «растущий рынок» уже сегодня вряд ли применим. Он - явный «премьер» на международных подмостках. (Возьмём только один элемент этого «премьерства»: вклады КНР в деятельность ООН и многосторонних банков развития возросли за два десятка лет в двадцать раз: со $100 млрд. до $2,2 млрд. Замечу, что это консервативная оценка, да к тому же за 2023 год; сегодня взнос наверняка больше.)
Вообще, так называемая глобальная финансовая архитектура, о которой столько говорят, теперь немыслима без идущей в отрыв группы из 13-15 растущих экономик. Достаточно сказать, что за последний десяток лет она нарастила свою денежную поддержку межгосударственных финансовых институтов в 5 раз, до $6 млрд в год. Но в руководящих органах «старожилов» мировой финансовой структуры, МВФ и МБРР, эта когорта по-прежнему не имеет того веса, на который вправе претендовать: западные державы на словах за, а на деле - всячески тормозят перемены.
Всё же надо ожидать, что новое качество механизмов принятия решений в Фонде и Мировом Банке будет достигнуто, когда нынешняя сильная перетряска международных дел завершится. Тем, кто привык «сдавать карты», придётся подвинуться: глубинные тенденции невозможно игнорировать. В самом деле, демография, тесно переплетённая с экономикой, говорит нам о том, что доля человечества, проживающего в странах среднего уровня развития, выросла с 30 % в 1990 г. до 73 % в 2020 г.
Другое дело, если перераспределение ролей в устоявшихся валютно-финансовых организациях по какой-то причине застопорится. Тогда уже начавшийся «переток» ресурсов новых лидеров, прежде всего Китая и вообще членов БРИКС, в иные международные финансовые институты - Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (AIIB) и Новый банк развития БРИКС (NDB) - приобретёт необратимый характер. А значит, дробление той самой глобальной финансовой архитектуры станет свершившимся фактом.
Такой угол зрения позволяет оценить перспективы модернизации как нелинейные. В какую сторону дальше подует ветер – большой вопрос. Возможно, в моду вернётся какая-то гибкая форма социализма – хотя вряд ли скандинавский социал-демократический вариант; он всё же подходит только для «своих». Но успешен может быть только тот рецепт, который мало замешан на идеологии, а в основном проистекает из высокой продуктивности экономической модели (почти по В. И. Ленину). То есть, из технологий, исследований и разработок, институтов и норм.
В любом случае никакого нового качества в человеческом «общежитии» не достичь, если не удастся продвинуться к решительному сокращению нищеты на планете. Отсталость и неразвитость не могут не плодить конфликты, кризисы, эпидемии, волны миграции. Искать философский камень тут нечего. Реальный выход в том, чтобы намного увеличить то, что на международном новоязе зовётся Development Financing, финансирование развития. Потребности Глобального Юга гигантские, в триллионы долларов. Скажем, согласно МВФ, ежегодно до 2030 г. развивающимся странам и растущим экономикам требуется порядка $2 трлн, чтобы по-настоящему встать на рельсы низкоуглеродности.
Другое дело, что упования на всё большие вложения финансовых средств, «заливание» проблемы деньгами не решит проблем неразвитости. «Зри в корень!» - призывал незабвенный Козьма Прутков; так вот корень - в неравенстве государств в МЭО (очень скромные успехи в передаче технологий, уменьшении внешнего долга беднейших стран и т. д.).
Упомянутое Development Financing в предстоящие годы тем более может быть только смешанным, из всех источников. Из внешних: официальная помощь развитию (ОПР) сохранится, но её вес явно уменьшится; международным банкам придётся резко расширить пул располагаемых средств, в том числе с рынков частного капитала; ничто не сложится без значительных инвестиций от ТНК. С другой стороны, из внутренних: должна будет поменяться психология и поведение правящих элит на Глобальном Юге. Мысль о том, что «заграница нам поможет», не привела к успеху героев Ильфа и Петрова, не спасёт такой рецепт и правительства развивающихся стран. Привычка быть ведомыми хороша до поры до времени, но когда-то придётся крупно менять внутреннюю бюджетную и монетарную политику. Без этого не достичь перехода всех к чистой энергетике, не восстановить климатическое статус-кво, не ввести в действие новые нормы глобального налогообложения корпораций.
Перспективы для подобного прогресса из сегодняшнего дня, конечно, просматриваются плоховато. Многое будет зависеть от того, удастся ли международному сообществу достичь согласия по неким новым – консенсусным - рамкам политэкономии. В идеале они, эти рамки, должны прийти на смену как неолиберальному «Вашингтонскому консенсусу», так и идеологии «незапада», обретающей сейчас плоть под эгидой БРИКС.
«Дивный новый мир» будет невозможен без расставания с некоторыми обременениями нынешних финансовых и экономических взаимоотношений. Надо всё же ожидать, что уйдёт в прошлое довлеющее положение американского доллара. Напомним: любая транзакция в $, любая касающаяся этого информация так или иначе проходят через территорию США или международный институт, где влияние Вашингтона определяющее. То есть, США напрямую мониторят огромный массив данных о мировой торговле, проектной деятельности (и делают выводы для собственной политики).
Явно потребуются согласованные шаги для финансового «сдерживания» Соединённых Штатов; страны, пострадавшие от санкций Вашингтона, уже начинают выстраивать инфраструктуру для постдолларовой системы.Тем более что федеральный долг США продолжает расти и к концу десятилетия грозит достичь 40 трлн долл. Знатоки уже высматривают симптомы кризиса суверенной задолженности первой экономики мира, и, похоже, рынки начинают закладывать в цены финансовых инструментов такой сценарий.
Вот и в рамках БРИКС уже идут мозговые штурмы на этот счёт - скажем, проработка коллективной платёжной системы. Уместно привести мнение сведущих людей: борьба за новые основы глобальных финансовых и торговых связей может быть такой же крупной игрой, как и ядерная гонка в 1930-1950-х годах прошлого века.
Завтрашний день международной экономической системы будет во многом зависеть от того, что принято называть глобальным управлением. Пускай у самого этого понятия есть не только сторонники, но и критики, считающие Global Governance химерой. Но для практиков это реальность. И надо полагать, что глобальное управление претерпит значительные изменения. По идее, межгосударственные начала в нём должны понемногу сокращаться. Правда, оптимистам в 90-х годах прошлого века уже казалось, что это происходит: велись разговоры о «глобальной деревне», движении «поверх барьеров» (в смысле госграниц), самостоятельности бизнеса и международного гражданского общества.
На деле вышло, что это была преимущественно маниловщина. Как выяснилось, государство никуда не девалось. И когда ставки действительно велики, либеральная мишура (политкорректность, толерантность, правовая безукоризненность) остаются уделом лишь «больших» СМИ и ангажированной профессуры. Получится ли иное глобальное управление, такое, когда переговоры чиновников и дипломатов, закулисные сделки крупного бизнеса, прекраснодушные инициативы общественников будут не иллюстрировать трёх персонажей из басни Крылова, а хоть как-то коррелировать друг с другом? Из сегодняшнего дня такое видится маловероятным. Но пути Господни…
Конечно, интереснее всего прикинуть, что сулят России противоречивые перспективы модернизации. Но расклад карт весьма неочевиден в момент, когда даже ближние геополитические «берега» в густом тумане. Есть, правда, не очень убедительные попытки прогноза в духе линии на полный экономический и технологический суверенитет, автономную повестку, целиком ориентированную на национальные цели развития. Но даже адепты сугубой суверенизации признают, что Россия рискует оказаться «второй среди равных» в сегменте многополярности во главе с Китаем.
Александр Горелик, эксперт по международным организациям
Иллюстрация: «За рубежом», Midjourney
24.06.2025
Важное
Криштиану Роналду объявил, что ЧМ‑2026 станет последним в его карьере.
13.11.2025 13:00:00
Чили объявила пингвинов Гумбольдта исчезающим видом. Биологи требуют ограничить вылов рыбы, чтобы спасти колонии от голода и болезней.
13.11.2025 09:00:00
Другие Статьи
На Каннском фестивале состоялась премьера фильма Ричарда Линклейтера «Новая волна» — легкой и ностальгической истории о том, как группа молодых французских кинокритиков в конце 1950-х изменила язык мирового кино.
Почему Австралии не удаётся с помощью миграционной программы обеспечить приток квалифицированных специалистов?
Протекционистская политика Дональда Трампа пока не принесла ожидаемых результатов. Тарифы нарушили логистические цепочки, а экономический рост в большинстве штатов замедлился или вовсе перешел в спад.
Бывший генсек ШОС Рашид Алимов — о стратегии по урегулированию ситуации в Афганистане, который после почти полувековой гражданской войны по-прежнему остается зоной нестабильности.