Роберт Лукас произвел революцию в макроэкономическом анализе, свергнув доминировавшую до середины 1970-х доктрину Кейнса. Его теория рациональных ожиданий изменила то, как экономисты думают об экономике.
«Не курить» – такую табличку повесил в своем кабинете в Чикагском университете профессор экономики и ярый антитабачник
Роберт Барро в начале 1980-х, когда курить еще было принято всегда и везде. Немного подумав, профессор дописал на табличке:
«Кроме Боба Лукаса». Возможность впитывать идеи Лукаса, но не любого другого экономиста-курильщика, стоила того, чтобы вдыхать сигаретный дым, объяснял позже Барро сделанное им для коллеги по университету исключение:
«Вклад Боба в макроэкономику в 1970-х навсегда изменил самую суть дисциплины».
В академических кругах Роберта Лукаса считают самым влиятельным макроэкономистом последней четверти XX века и даже всего XX века. Для большинства же он далеко не так известен, как, например, один из основателей самой макроэкономики
Джон Мейнард Кейнс или «отец» монетаризма
Милтон Фридман. И в отличие от них и многих других влиятельнейших экономистов столетия, никогда не работал советником или консультантом правительств. Однако он сделал государственную экономическую политику фокусом своих исследований и оказал на нее колоссальное влияние, изменив сами методологические основы макроэкономики, на которых эта политика базировалась. Макроэкономика разделилась на две части – «до Лукаса» и «после Лукаса», и вторую часть представляет собой вся современная экономическая наука.
Роберт Лукас «ввел людей» в переменные макроэкономических моделей, разработав теорию рациональных ожиданий, которая принесла ему Нобелевскую премию и изменила то, как экономисты думают об экономике. Она заставила их переосмыслить практически все прежние макроэкономические аргументы, включая и кейнсианские, и монетаристские. И стала в макроэкономике центральной идеей. Практическое следствие этого в том, что центральные банки и финансово-экономические власти теперь озабочены ожиданиями рынков, компаний и населения; например, инфляционные ожидания – один из ключевых элементов в принятии решений в денежно-кредитной политике. Сегодня это кажется само собой разумеющимся – но полвека назад идея рациональных ожиданий и необходимости их учета произвела настоящую революцию.
Понятие «научная революция» так часто используется, что порой теряет свой смысл, однако если какой-то этап в развитии макроэкономики и заслуживает такого названия, то это научные преобразования, начатые Лукасом, заключает автор книги
«История макроэкономики: от Кейнса к Лукасу и до современности» Мишель Де Фрей, почетный профессор бельгийского Университета Лувена. Совершенные Лукасом преобразования в макроэкономике имели все признаки научной революции, перечисляет Де Фрей: изменение характера исследуемых вопросов; введение нового концептуального аппарата; использование новых математических методов; появление нового поколения ученых, занявших ведущие позиции в науке.
Роберт Лукас с 1975 г. преподавал в Чикагском университете и оставался его почетным профессором до последних дней – 15 мая 2023 г. он скончался в возрасте 85 лет.
Истинная движущая сила истории
Родители Лукаса не имели высшего образования. После того как небольшой семейный бизнес – ресторан – потерпел крах во время Великой депрессии, отец пошел работать слесарем, а мать – художником-модельером. Родители были поклонниками президента
Франклина Рузвельта и сторонниками Демократической партии, но семья жила в окружении республиканцев, которыми являлись большинство соседей и родственников. Поэтому способность думать самостоятельно считалась в семье крайне важной, писал Лукас в своей автобиографии для Нобелевского комитета:
«Представление о том, что человек может сам решать, каким ему быть, и что над этими решениями следует думать, не ограничивалось политикой».
Становиться экономистом Лукас не собирался. Но с мечтой стать инженером пришлось расстаться очень быстро – в MIT, где была такая специальность, ему не дали стипендию. Ее предоставил Чикагский университет, где не было инженерной школы. Однако, отправившись из Сиэтла на другой конец страны, в Чикаго, Лукас, по его признанию, был
«почти уверен, что подвернется что-то интересное».
Этим интересным оказалась история. Лукас увлекся
Платоном и
Аристотелем, в 1959 г. получил диплом бакалавра истории и, продолжив обучение в Калифорнийском университете в Беркли, задумался об академической карьере:
«Я понял, что можно зарабатывать на жизнь, преследуя свои интеллектуальные интересы и рассказывая о них».
Погрузившись в Беркли в историю Рима, Лукас был поражен тем, как обыденная экономическая жизнь непрерывно продолжается на фоне серьезных политических потрясений. Он пришел к выводу, что экономика – это истинная движущая сила истории. И перенос исследовательского внимания
«с унылых королей на повседневную жизнь частных лиц» показался ему тем, чем действительно стоило бы заниматься.
Изучив курс экономической истории и экономической теории, он вернулся в Чикаго и поступил в аспирантуру по экономике. Одним из его преподавателей был Милтон Фридман, который сильно повлиял на взгляды Лукаса
. «Я знал, что никогда не смогу думать так же быстро, как Фридман, но я также знал, что если разработаю надежный и систематический подход к решению экономических проблем, то окажусь в нужном месте», – вспоминал Лукас. По его словам, после каждой лекции он пытался перевести то, что делал Фридман, в математику, которой учился самостоятельно по учебнику
Пола Самуэльсона, считавшего математику «естественным языком» экономической науки (и первого американца, получившего Нобелевскую премию по экономике).
Рациональные ожидания
Со времен Великой депрессии 1930-х гг. в экономике доминировала
кейнсианская доктрина, которая в то время произвела такую же научную революцию, объяснив причины глубокого экономического спада. Основным постулатом теории Кейнса было то, что главной движущей силой в экономике является совокупный спрос, а также то, что свободные рынки не обеспечивают автоматически полную занятость – этим обосновывалась необходимость вмешательства государства в экономику для достижения полной занятости и стабилизации цен. Кейнсианцы верили в способность фискальной политики влиять на бизнес-циклы и в стимулирование экономической активности посредством увеличения госрасходов и денежного предложения. В 1970-е гг., следуя кейнсианским постулатам в надежде снизить безработицу и стабилизировать цены, многие развитые экономики столкнулись, к удивлению своих правительств, со стагфляцией – одновременно ростом инфляции и безработицы. Ответа, почему так вышло и что с этим делать, в кейнсианстве не нашлось.
Его нашел 35-летний Лукас, опубликовав в 1972 г. работу
«Ожидания и нейтральность денег». Исследование объясняло произошедшее тем, что экономический эффект одних и тех же политических решений может быть разным в зависимости от ожиданий, которые формируют люди. Разработанная Лукасом теория рациональных ожиданий предполагает, что люди принимают решения на основе всей имеющейся у них информации, а не только своего прошлого опыта (адаптивность ожиданий, то есть их формирование на основе прошлого опыта, допускали и кейнсианцы), и к тому же учатся на своих ошибках.
Эта работа произвела революцию в макроэкономическом анализе, свергнув доктрину Кейнса. А два десятилетия спустя, в 1995 г., принесла Лукасу Нобелевскую премию.
Чтобы понять, как рациональные ожидания ставят крест на политике денежного стимулирования, Лукас в одной из своих лекций предлагал для простоты представить парк развлечений. Что будет, если в одно прекрасное воскресенье в этой
«независимой монетарной системе» (деньгами здесь являются жетоны на аттракционы) посетителям на входе в парк за ту же сумму, что и прежде, станут продавать вдвое больше жетонов? Владельцы некоторых аттракционов, увидев необычный ажиотаж, могут решить, что на предоставляемые ими развлечения вырос спрос, и, возможно, даже позовут дополнительных работников, чтобы справиться с потоком посетителей. Однако вечером, обменяв в кассе жетоны – аналог национальной валюты – на доллары, увидят, что их реальные доходы не выросли, а сократились вдвое. И на следующий день просто повысят количество жетонов за использование аттракциона с одного до двух, а дополнительных работников отправят восвояси. Таким образом, удвоение денежной массы привело бы к инфляции в 100 %, а выпуск (количество поездок на аттракционах) никак бы не изменился.
Иными словами, в краткосрочной перспективе люди могут не осознавать, что «накачка спроса деньгами» ведет к росту инфляции. Но в долгосрочной перспективе из-за рациональности ожиданий экономических агентов подобный рост денежной массы изменит лишь уровень цен в экономике, никак не увеличив объем ее производства, – то есть в долгосрочной перспективе деньги нейтральны по отношению к экономическому росту.
«Долго дурачить людей невозможно»
Кейнсианство ждал еще один удар. В «Ожиданиях и нейтральности денег» Лукас математически описал догадки Милтона Фридмана и
Эдмунда Фелпса (тоже в последующем нобелевских лауреатов) относительно «непостоянства»
кривой Филлипса. Кривая Филлипса отражает отрицательную связь между инфляцией и безработицей: когда одно растет, другое снижается. Эта взаимосвязь, обнаруженная новозеландским инженером и экономистом Уильямом Филлипсом в 1958 г., быстро была взята на вооружение доктриной кейнсианства. Из кривой Филлипса следовало, что достаточно повысить инфляцию на столько-то пунктов, чтобы безработица снизилась на столько-то пунктов, или, наоборот, повысить безработицу для снижения инфляции. То есть она представляла систему экономики в виде простого механического прибора, которым мудрое правительство может легко управлять, нажимая на нужные кнопки (Филлипс даже сконструировал такую машину –
«финансофалограф», демонстрировавший функционирование экономики, однако, в отличие от кривой, агрегат имени Филлипса не получил признания; сейчас один из его экземпляров выставлен в лондонском Музее науки).
Но уже в 1968 г. Фридман и вслед за ним Фелпс выдвинули идею, что в долгосрочной перспективе кривая Филлипса «не работает», поскольку фирмы и работники могут адаптироваться к высокой инфляции. В долгосрочной перспективе кривая Филлипса превращается в прямую: инфляция растет, а безработица не снижается. Лукас доказал это математически на основе теории рациональных ожиданий.
В отличие от Лукаса, Фридман и Фелпс оперировали адаптивными ожиданиями, то есть обращенными «назад», к прошлому опыту. Из этого следовало, что попытки стимулирования экономики успешны до тех пор, пока удается обмануть инфляционные ожидания людей. И что в принципе обманывать можно долго, если стимулировать спрос ценой все более и более высокой инфляции: каждый новый прирост цен будет ошибочно восприниматься как рост спроса. Теория рациональных ожиданий гласила, что это невозможно. Рациональность не означает, что люди никогда не ошибаются в прогнозах, – но предполагает, что в целом ошибки не будут возникать постоянно, то есть людей можно вводить в заблуждение какое-то время, но построить на этом политику не получится.
Рост денежного предложения приводит к росту номинального спроса, вызывая рост цен. Видя рост цен, люди требуют повышения зарплат, для фирм это издержки, вслед за ростом которых они снова повышают цены. Однако при этом в реальном выражении издержки фирм не меняются, поэтому увеличивать производство для них смысла нет. Следовательно, в результате «накачки» спроса растет только инфляция, а не занятость и выпуск, что никак не достигает цели их стимулирования.
Попытки снизить безработицу за счет увеличения денежной массы могут сработать только в том случае, если рост денежной массы будет выше ожиданий людей, то есть если правительство будет действовать непредсказуемо. Но и в этом случае долгосрочным эффектом продолжения такой политики будет более высокая инфляция, а не более низкая безработица.
По сути, Лукас предоставил математическое доказательство знаменитых слов Авраама Линкольна:
«Можно дурачить некоторых людей все время и всех людей некоторое время, но невозможно все время дурачить всех людей».
Лукас не был первооткрывателем рациональных ожиданий. Эта идея была сформулирована в начале 1960-х
Джоном Фрейзером Мутом, коллегой Лукаса по Университету Карнеги – Меллона, где он после защиты диссертации изучал математику динамических систем и то, как ее применять к решению экономических вопросов. Лукас описал идею Мута математическим языком, что сделало возможным учет рациональных ожиданий в экономическом моделировании.
Но откуда взять данные о таких ожиданиях для моделей? Их невозможно сконструировать – только получить из опросов. Так макроэкономика, которая до этого, по выражению научного сотрудника Института Гувера Стэнфордского университета
Джона Кохрейна,
«записывала уравнения для величин, а не для людей», обрела микроосновы.
До Лукаса микро- и макроэкономика «не дружили». Микроэкономика рассматривала отдельные фирмы и домохозяйства, не посягая на макроагрегирование. Макроэкономика оперировала совокупными величинами, «не опускаясь» до микроуровня. И рассматривала каждый отдельный год как «отдельную экономику»: например, сегодняшнее потребление зависело от сегодняшнего дохода и никак не зависело от того, каким люди ожидают завтрашний день. Некоторые экономисты пытались как-нибудь «внедрить» микроосновы в кейнсианскую экономику, но трудно построить фундамент под уже существующим замком, замечает Кохрейн.
«Критика Лукаса»
Понимание того, что если людей и можно ввести в заблуждение, то ненадолго, позволило осознать, как и почему одни меры экономической политики работают, а другие нет.
Любая политика предполагает использование тех или иных инструментов – таких как госрасходы, процентная ставка, ставки налогов и т. д. Чтобы достичь поставленных целей, эти инструменты требуют количественной оценки – размера госрасходов, уровня процентной ставки и т. д. Для такой оценки используются макроэкономические модели. Кейнсианские модели, хотя и были достаточно точны в прогнозах, совершенно непригодны для оценки альтернативных вариантов политических мер – они не давали возможности сопоставить результаты, которые могут быть получены при использовании той или иной экономической политики, показал Лукас в 1976 г. в короткой работе под названием
«Эконометрическая оценка политики: критика», известной как
«Критика Лукаса». Работа доказывала, что вслед за изменениями в экономической политике люди меняют свои решения. Это похоже на часто проявляющийся в социально-экономической сфере закон Гудхарта, гласящий, что как только индикатор становится целью, он перестает быть хорошим индикатором.
Из «критики Лукаса» следовало, что даже одна и та же политика, но проводимая в разный период времени, может давать разные результаты, ведь поведение экономических агентов уже изменилось. По той же причине модель, разработанная в период проведения какой-либо политики, не может адекватно предсказать, что произойдет при проведении другой политики.
Например, если эконометрическая модель показывала, что падение инфляции на 3 п.п. сопровождалось ростом безработицы на 2 п.п., эту корреляцию нельзя было бы использовать для предсказания эффекта будущего снижения инфляции на 3 п.п., потому что ожидания людей уже не такие, какими они были в тот период, для которого оценивалось соотношение, объясняет научный сотрудник Института Гувера Стэнфордского университета
Дэвид Хендерсон. Одно из важных следствий «критики Лукаса», подтвержденное
Томасом Сарджентом – нобелевским лауреатом 2011 г. и соавтором модели инфляции, основанной на рациональных ожиданиях, – что
правительство, пользующееся доверием, может быстро покончить с высокой инфляцией без значительного роста безработицы, указывает Хендерсон. Причина: доверие к правительству заставит людей быстро скорректировать свои ожидания.
Именно добавление в макромодели ожидаемых изменений поведения людей, которое до этого учитывалось только на микроуровне, могло сделать эти модели состоятельными для анализа предстоящих мер политики. Не все экономисты с этим согласились – но с середины 1970-х гг. любая макроэкономическая методология была вынуждена учитывать «критику Лукаса»:
она стала поворотной точкой в развитии макроэкономической теории.
«Сегодня при упоминании фразы «модель Лукаса» экономисты часто требуют уточнения, какая конкретно модель имеется в виду, но, услышав слова «критика Лукаса», все сразу понимают, о чем идет речь», – пишет профессор РЭШ
Валерий Черноокий.
Идеи Лукаса были возвратом к классической экономической теории, доминировавшей до Кейнса: они дали старт развитию новой классической макроэкономики. В противовес кейнсианству в ней движущей силой экономической деятельности считается не спрос, а предложение; главным принципом успешной экономической политики – laissez-faire (невмешательство государства), а не государственные интервенции. Понятие общего рыночного и межвременного (динамического) равновесия шокировало кейнсианцев, исходивших только из неполного (на отдельных рынках) равновесия в состоянии покоя.
Но, хотя сторонники кейнсианства считали Лукаса человеком, вбившим последний гвоздь в крышку гроба их теории, его вполне можно назвать по крайней мере «сооснователем» нового кейнсианства – скорректированной с учетом работ Лукаса кейнсианской доктрины. Так, кейнсианцы учли «критику Лукаса», необходимость микроэкономических обоснований в моделях; была реабилитирована и кривая Филлипса (хотя и с признанием, что она не всегда кривая). После Великой депрессии главной проблемой считалась безработица, она и привлекала основное внимание исследователей; после Лукаса основной темой макроэкономических исследований стали колебания бизнес-цикла. Динамические стохастические модели общего равновесия (DSGE), основанные на моделировании поведения экономических агентов на микроуровне, прочно заняли доминирующее положение в современной макроэкономике, в том числе и в новой кейнсианской теории.
Парадоксально, но свои самые первые работы в 1960-х гг. Лукас писал как убежденный кейнсианец. Попытавшись действовать в рамках кейнсианской концепции, он быстро разочаровался в ней, сочтя ее «политикой без теории». Главной задачей «Общей теории занятости, процента и денег» Кейнса, вышедшей в 1936 г. и ставшей отправной точкой развития кейнсианства, было спасение либерального капитализма в ситуации, когда люди уже были готовы признать его поражение и
«встать под флаг фашизма или корпоративизма, протекционизма или социалистического планирования», оценивал Лукас в своей лекции
«Мое кейнсианское образование». Это была не наука, а пропаганда, заключил Лукас.
Называя кейнсианскую экономику «донаучной», Лукас противоречил сам себе, замечает историк макроэкономики
Де Фрей: в работе
«Проблемы и методы» Лукас отмечал, что, какими бы талантливыми ни были экономисты прошлого, они не могли подняться выше того уровня, на котором тогда находилась экономическая наука. В 1930-е «Общая теория» Кейнса стала таким же откровением для молодых экономистов, каким стали работы Лукаса в 1970-е, сравнивает Де Фрей. Для своего времени Кейнс был на голову выше всех остальных экономистов, уверен он.
Кейнс утверждал, что экономика «имеет дело с мотивацией, ожиданиями, психологическими неопределенностями. Следует быть постоянно начеку, чтобы исследуемый материал не начал восприниматься как постоянный и однородный», цитирует историк. Можно сказать, что Кейнс уловил суть понятия рациональных ожиданий, обнаружил Де Фрей.
Ольга Кувшинова, «Эконс»
В иллюстрации использовано изображение автора Creative Stall (CCBY3.0) с сайта https://thenounproject.com/, фото с сайта https://unsplash.com/ и фото автора Centro de Estudios Públicos (CC BY-SA 3.0) с сайта https://commons.wikimedia.org/w/index.php?curid=132249823