здесь мы определяем глобальные коммуникационные тренды
Экономика в кино
В ФИЛЬМАХ РАЗНЫХ ЖАНРОВ ЧАСТО ЗАТРАГИВАЮТСЯ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
Популярные фильмы могут дать представление, как функционирует экономика, даже если сюжет напрямую не связан с экономической темой. О том, что могут рассказать зрителям об экономике «Дюна» или «Хоббит», побеседовали участники онлайн-дискуссии в РЭШ.
Художественные фильмы могут выступать для зрителей одним из источников информации о том, как устроена и работает экономика. Во многих картинах разных жанров явно – или не очень явно – просматриваются экономические темы: от проблемы неравенства до роли и работы институтов. Что популярные фильмы могут рассказать об экономике, насколько зрители считывают экономический подтекст и почему киноиндустрию можно отнести к видам деятельности по «производству энергии», обсудили Юлия Вымятнина, профессор факультета экономики Европейского университета в Санкт-Петербурге, и Антон Мазуров, кинокритик, кинодистрибьютор, основатель международной компании ANT!DOTE Sales, преподаватель Совместного бакалавриата ВШЭ и РЭШ, в онлайн-дискуссии с главным редактором сайта GURU Филиппом Стеркиным на Просветительских днях РЭШ, прошедших 24–25 июня.
«ДЮНА» И ИНСТИТУЦИОНАЛЬНАЯ ЭКОНОМИКА
Экономист Марк Кояма, соавтор книги «Как разбогател мир» о факторах, способствующих долгосрочному экономическому росту, недавно писал в своем блоге, что его самая скачиваемая в репозитории SSRN (базе препринтов) научная статья – пока не опубликованная
глава книги, посвященная экономике саги Фрэнка Герберта «Дюна», по которой Дени Вильнев снял одноименный фильм (2021 г. и продолжение 2024 г.). Кояма рассматривает вымышленный мир «Дюны» через призму институциональной экономики.
С точки зрения экономики важно решить проблему насилия и рисков экспроприации собственности и создать институты, которые позволят экономике развиваться. От конфигурации этих институтов зависит, каких результатов экономика сможет достичь, рассуждает Юлия Вымятнина. Экономика «Дюны» – пример порядков ограниченного доступа, которые описывали нобелевский лауреат по экономике Дуглас Норт с соавторами: разные группы элит получают монопольный контроль над разными ресурсами, дающий им возможность извлекать из них ренту и получать источник дохода.
Если элиты понимают, что попытка отобрать ресурсы друг у друга приведет к тому, что потеряют они больше, чем приобретут, то получается динамическое равновесие – установившийся порядок, воспроизводящий сам себя, потому что его никто не хочет менять, даже если не всех он устраивает полностью. Этот порядок позволяет решить проблему насилия за счет того, что формирует и поддерживает экономическую ренту для элит. Выстраивается некая иерархия: можно контролировать определенную территорию, рынки в рамках этой территории, межтерриториальные рынки.
Дальше появляется следующий уровень: как контролировать территорию и какие порядки на ней устанавливать. Например, Атрейдес, один из двух основных протагонистов «Дюны», получил свой источник ренты, но при этом пытается устанавливать более человечные правила, давать больше свобод. Это позволяет тратить меньше ресурса на контроль, но как только начнет ущемлять чьи-то интересы с точки зрения получения ренты, то сразу же возникнут проблемы (Атрейдес хотел упорядочить оборот воды, что нарушало монополию на нее, так что исход для него оказался не очень хорошим). В целом равновесие в «Дюне» хрупкое, возникают различные коалиции, игры друг против друга. Порядок ограниченного доступа предполагает неравенство возможностей и ограничение экономической конкуренции, что приводит к потерям для экономики в целом, а затем может привести и к политической нестабильности из-за появления конкуренции за контроль над рентой.
Пряность, добываемая на Арракисе в «Дюне», – аналог нефтяного богатства, которое в условиях порядков ограниченного доступа порождает ресурсное проклятие. Однако в мире «Дюны» реализуется скорее не ресурсное, а политическое проклятие, считает Вымятнина, – постоянная борьба за контроль над ресурсом и за получение ренты с этого контроля. Если ресурс капиталоемкий и его сложно добывать, то для получения ресурсной ренты придется договариваться.
ЖАНР ЭКОНОМИЧЕСКОГО КИНО
Если зритель считывает в фильме экономический подтекст, то это или очень специфический зритель, который умеет «сканировать» фильм на предмет экономических моделей, или же это очень плохой фильм, полагает Антон Мазуров. Потому что задача фильма – не показать экономику, а увлечь образами, драматургией, историей.
Однако в 1990-е г. на волне нескольких экономических кризисов возник жанр экономического кино. Там не просто считывается, а виртуозными усилиями профессионалов кинематографии создается и демонстрируется некая экономическая модель вокруг какой-то экономической идеи. И такой фильм концентрированно за полтора часа дает понимание о том, что можно целый год изучать в экономическом вузе или десятилетиями накапливать в виде опыта в бизнесе. Примерами могут служить два фильма, которые, возможно, стоит посмотреть каждому, советует Мазуров.
Первый – «Предел риска» (Margin Call) Джей Си Чендора: это выдающийся экономический хит, проецирующий события, которые происходят в течение суток в инвестиционном банке накануне мирового финансового кризиса 2008 г., на общую модель устройства финансового мира. Второй – «Игра на понижение» (The Big Short) Адама Маккея, прекрасная иллюстрация экономической психологии и формирования стимулов, генерирующих риски в масштабах мировой экономики. «Эконс» ранее оба этих фильма включил в свой список 10 кинокартин, увлекательно и доступно показывающих, как устроен мир экономики и финансов.
МОНСТРЫ ЭКОНОМИКИ
Крупный бизнес, корпорации нередко предстают в кинофильмах в образе злодея. Во-первых, злодей обязательно должен быть, объясняет Мазуров: такова морфология повествования, сформированная еще в глубокой древности и воплощенная в мифах и легендах и необходимая, чтобы создать драматургию. Супермонстр в фильме может быть фантазийным, а может быть «приближенным к реальности». Во-вторых, добавляет Вымятнина, монстры-корпорации, которые сложно контролировать, – отражение страха американского общества перед монополизацией. США – одна из первых стран, принявшая антимонопольный закон еще в 1890 г. (Акт Шермана). И единственная, где нет единого центрального банка – он представлен Федеральной резервной системой, состоящей из 12 федеральных резервных банков, совета управляющих и Федерального комитета по открытым рынкам.
Точно так же практически в любых сюжетах, в которых присутствует государство, оно выполняет роль Левиафана – сказочного злого чудовища. «Доброго, хорошего государства в фильмах, скорее, не встретить», – размышляет Мазуров. Политология примерно в середине прошлого века выявила проблему того, что государство по мере своего развития приобретает свои собственные интересы, которые начинают представлять опасность для общества, ради которого государство существует. Этот конфликт государства и общества и отражается в кинофильмах. «Напомню картину [Андрея] Звягинцева «Левиафан» – она об этом и называется именно так не случайно, хотя визуализация Левиафана, которого мы там можем увидеть, другая, но это метафора государства».
МОНЕТАРИЗМ В «ХОББИТЕ»
В кинотрилогии «Хоббит» рассматривать захват драконом Смаугом золота Одинокой горы в Эреборе можно через призму количественной теории денег – фундамента монетаризма, – гласящей, что существует прямая связь между количеством денег в экономике и уровнем цен, рассказывает Вымятнина.
Средиземье не самая густонаселенная местность, состоящая из достаточно изолированных областей, некоторые из которых довольно самодостаточны. В таких условиях в качестве денег работает нечто, что ценным считают абсолютно все, – золото. Как и в человеческом мире, золото в «Хоббите» – это товарные деньги. Только в волшебном мире нет привычной для реального мира банковской системы, развитых кредитных отношений. Поэтому, когда дракон захватывает золотые сокровища, он фактически выводит из обращения большую часть денежной массы. Согласно количественной теории денег, если денег стало меньше, то начинается дефляция.
Еще дракон начал представлять угрозу торговле и туризму, что привело к сокращению экономической деятельности, и начался упадок. Если бы золото вернули на рынок, отобрав у дракона обратно, то произошел бы скачок цен, так как денег вдруг стало бы больше, а товаров – нет.
ЭНЕРГИЯ КИНОИНДУСТРИИ
Есть несколько способов измерить экономический эффект киноиндустрии. Один из них – посмотреть, насколько большую долю она занимает в ВВП. С этим связана одна история, вспоминает Вымятнина. В Нигерии несколько лет занимались улучшением способа расчета ВВП, включали в него новые отрасли, которые до этого не учитывали, эту масштабную работу верифицировал Всемирный банк, и в 2014 г. ВВП страны был наконец пересчитан по-новому. Оказалось, что по сравнению с 2013 г. экономика Нигерии увеличилась почти в два раза, и вклад киноиндустрии – которую стали учитывать в ВВП по новой методике – оказался равен 1,4 %. Это довольно много: в США, «мировой кинофабрике», этот вклад меньше, а в России составляет 0,05 %, по самым оптимистическим подсчетам, говорит Вымятнина.
Другой способ измерить вклад киноиндустрии в экономику – оценить мультипликатор, то есть какую отдачу принесет каждый вложенный в кинопроизводство доллар или рубль, какой спрос он сгенерирует по цепочке. Например, в США в 1980-х гг. этот мультипликатор составлял 3, то есть каждый вложенный $1 генерировал в экономике $3, в 2000-х гг. был ближе к 1. В Великобритании в 2000-х гг. он составлял примерно 2, а в Индии – примерно 5. Больший мультипликатор индийского Болливуда отражает то, что Индия – страна догоняющего развития: из-за этого «низкого старта» население использует рост своих доходов в основном для увеличения потребления, в том числе начинает чаще ходить в кино.
Модель киноиндустрии в Нигерии – Нолливуда – напоминает модель лауреата Нобелевской премии мира Мухаммада Юнуса, который разработал систему микрокредитов под низкий процент для малоимущих, помогающую вывести их из ловушки бедности, добавляет Мазуров. У Юнуса речь шла о микрокредитах, в кинематографе Нолливуда речь идет о микробюджетах: бюджет каждого фильма был не дороже $15 000, сценария нет, выпускались эти фильмы по 200–300 штук в месяц сразу на DVD и немедленно продавались. Большинство фильмов снимались на английском и представляли собой феномен своеобразного «треша» для англоязычной аудитории. Модель Нолливуда уникальна и пока нигде больше не повторялась.
Постоянный мотив кинематографа – темы конфликтов, в том числе социальных, конкуренции на различном уровне – семьи, общества, всего мира, неравенства разных видов – возможностей, доходов, прав и свобод. Кино не работает без конфликта – конфликт на экране нужен для того, чтобы создавать саспенс и энергию, говорит Мазуров: кино – это вид экономической деятельности, производящий визуальную энергию, которой питаются зрители.
В завершение дискуссии участники поделились рекомендациями, какие фильмы можно было бы посмотреть для лучшего понимания экономики и для понимания кино как искусства. В первом случае это мини-сериал по произведению Терри Пратчетта «Опочтарение», фильмы «Игра на понижение» и «Игры разума», во втором – «трилогия веры» Ингмара Бергмана «Сквозь тусклое стекло», «Причастие» и «Молчание». Детям участники дискуссии порекомендовали мультфильмы «Райя и последний дракон» (где очень доходчиво изложена концепция двух видов социального капитала, бондингового и бриджингового), серию про Простоквашино (в которой кот Матроскин выступает образцом экономической и финансовой грамотности) и фильмы про Тома Сойера (гениального специалиста по продажам и мотиватора), а также комедию «Большие гонки» (для хорошего настроения).
Ирина Рябова, «ЭКОНС».
Иллюстрация: использованы изображения Future 365 и Shan Li Fang
Художественные фильмы могут выступать для зрителей одним из источников информации о том, как устроена и работает экономика. Во многих картинах разных жанров явно – или не очень явно – просматриваются экономические темы: от проблемы неравенства до роли и работы институтов. Что популярные фильмы могут рассказать об экономике, насколько зрители считывают экономический подтекст и почему киноиндустрию можно отнести к видам деятельности по «производству энергии», обсудили Юлия Вымятнина, профессор факультета экономики Европейского университета в Санкт-Петербурге, и Антон Мазуров, кинокритик, кинодистрибьютор, основатель международной компании ANT!DOTE Sales, преподаватель Совместного бакалавриата ВШЭ и РЭШ, в онлайн-дискуссии с главным редактором сайта GURU Филиппом Стеркиным на Просветительских днях РЭШ, прошедших 24–25 июня.
«ДЮНА» И ИНСТИТУЦИОНАЛЬНАЯ ЭКОНОМИКА
Экономист Марк Кояма, соавтор книги «Как разбогател мир» о факторах, способствующих долгосрочному экономическому росту, недавно писал в своем блоге, что его самая скачиваемая в репозитории SSRN (базе препринтов) научная статья – пока не опубликованная
глава книги, посвященная экономике саги Фрэнка Герберта «Дюна», по которой Дени Вильнев снял одноименный фильм (2021 г. и продолжение 2024 г.). Кояма рассматривает вымышленный мир «Дюны» через призму институциональной экономики.
С точки зрения экономики важно решить проблему насилия и рисков экспроприации собственности и создать институты, которые позволят экономике развиваться. От конфигурации этих институтов зависит, каких результатов экономика сможет достичь, рассуждает Юлия Вымятнина. Экономика «Дюны» – пример порядков ограниченного доступа, которые описывали нобелевский лауреат по экономике Дуглас Норт с соавторами: разные группы элит получают монопольный контроль над разными ресурсами, дающий им возможность извлекать из них ренту и получать источник дохода.
Если элиты понимают, что попытка отобрать ресурсы друг у друга приведет к тому, что потеряют они больше, чем приобретут, то получается динамическое равновесие – установившийся порядок, воспроизводящий сам себя, потому что его никто не хочет менять, даже если не всех он устраивает полностью. Этот порядок позволяет решить проблему насилия за счет того, что формирует и поддерживает экономическую ренту для элит. Выстраивается некая иерархия: можно контролировать определенную территорию, рынки в рамках этой территории, межтерриториальные рынки.
Дальше появляется следующий уровень: как контролировать территорию и какие порядки на ней устанавливать. Например, Атрейдес, один из двух основных протагонистов «Дюны», получил свой источник ренты, но при этом пытается устанавливать более человечные правила, давать больше свобод. Это позволяет тратить меньше ресурса на контроль, но как только начнет ущемлять чьи-то интересы с точки зрения получения ренты, то сразу же возникнут проблемы (Атрейдес хотел упорядочить оборот воды, что нарушало монополию на нее, так что исход для него оказался не очень хорошим). В целом равновесие в «Дюне» хрупкое, возникают различные коалиции, игры друг против друга. Порядок ограниченного доступа предполагает неравенство возможностей и ограничение экономической конкуренции, что приводит к потерям для экономики в целом, а затем может привести и к политической нестабильности из-за появления конкуренции за контроль над рентой.
Пряность, добываемая на Арракисе в «Дюне», – аналог нефтяного богатства, которое в условиях порядков ограниченного доступа порождает ресурсное проклятие. Однако в мире «Дюны» реализуется скорее не ресурсное, а политическое проклятие, считает Вымятнина, – постоянная борьба за контроль над ресурсом и за получение ренты с этого контроля. Если ресурс капиталоемкий и его сложно добывать, то для получения ресурсной ренты придется договариваться.
ЖАНР ЭКОНОМИЧЕСКОГО КИНО
Если зритель считывает в фильме экономический подтекст, то это или очень специфический зритель, который умеет «сканировать» фильм на предмет экономических моделей, или же это очень плохой фильм, полагает Антон Мазуров. Потому что задача фильма – не показать экономику, а увлечь образами, драматургией, историей.
Однако в 1990-е г. на волне нескольких экономических кризисов возник жанр экономического кино. Там не просто считывается, а виртуозными усилиями профессионалов кинематографии создается и демонстрируется некая экономическая модель вокруг какой-то экономической идеи. И такой фильм концентрированно за полтора часа дает понимание о том, что можно целый год изучать в экономическом вузе или десятилетиями накапливать в виде опыта в бизнесе. Примерами могут служить два фильма, которые, возможно, стоит посмотреть каждому, советует Мазуров.
Первый – «Предел риска» (Margin Call) Джей Си Чендора: это выдающийся экономический хит, проецирующий события, которые происходят в течение суток в инвестиционном банке накануне мирового финансового кризиса 2008 г., на общую модель устройства финансового мира. Второй – «Игра на понижение» (The Big Short) Адама Маккея, прекрасная иллюстрация экономической психологии и формирования стимулов, генерирующих риски в масштабах мировой экономики. «Эконс» ранее оба этих фильма включил в свой список 10 кинокартин, увлекательно и доступно показывающих, как устроен мир экономики и финансов.
МОНСТРЫ ЭКОНОМИКИ
Крупный бизнес, корпорации нередко предстают в кинофильмах в образе злодея. Во-первых, злодей обязательно должен быть, объясняет Мазуров: такова морфология повествования, сформированная еще в глубокой древности и воплощенная в мифах и легендах и необходимая, чтобы создать драматургию. Супермонстр в фильме может быть фантазийным, а может быть «приближенным к реальности». Во-вторых, добавляет Вымятнина, монстры-корпорации, которые сложно контролировать, – отражение страха американского общества перед монополизацией. США – одна из первых стран, принявшая антимонопольный закон еще в 1890 г. (Акт Шермана). И единственная, где нет единого центрального банка – он представлен Федеральной резервной системой, состоящей из 12 федеральных резервных банков, совета управляющих и Федерального комитета по открытым рынкам.
Точно так же практически в любых сюжетах, в которых присутствует государство, оно выполняет роль Левиафана – сказочного злого чудовища. «Доброго, хорошего государства в фильмах, скорее, не встретить», – размышляет Мазуров. Политология примерно в середине прошлого века выявила проблему того, что государство по мере своего развития приобретает свои собственные интересы, которые начинают представлять опасность для общества, ради которого государство существует. Этот конфликт государства и общества и отражается в кинофильмах. «Напомню картину [Андрея] Звягинцева «Левиафан» – она об этом и называется именно так не случайно, хотя визуализация Левиафана, которого мы там можем увидеть, другая, но это метафора государства».
МОНЕТАРИЗМ В «ХОББИТЕ»
В кинотрилогии «Хоббит» рассматривать захват драконом Смаугом золота Одинокой горы в Эреборе можно через призму количественной теории денег – фундамента монетаризма, – гласящей, что существует прямая связь между количеством денег в экономике и уровнем цен, рассказывает Вымятнина.
Средиземье не самая густонаселенная местность, состоящая из достаточно изолированных областей, некоторые из которых довольно самодостаточны. В таких условиях в качестве денег работает нечто, что ценным считают абсолютно все, – золото. Как и в человеческом мире, золото в «Хоббите» – это товарные деньги. Только в волшебном мире нет привычной для реального мира банковской системы, развитых кредитных отношений. Поэтому, когда дракон захватывает золотые сокровища, он фактически выводит из обращения большую часть денежной массы. Согласно количественной теории денег, если денег стало меньше, то начинается дефляция.
Еще дракон начал представлять угрозу торговле и туризму, что привело к сокращению экономической деятельности, и начался упадок. Если бы золото вернули на рынок, отобрав у дракона обратно, то произошел бы скачок цен, так как денег вдруг стало бы больше, а товаров – нет.
ЭНЕРГИЯ КИНОИНДУСТРИИ
Есть несколько способов измерить экономический эффект киноиндустрии. Один из них – посмотреть, насколько большую долю она занимает в ВВП. С этим связана одна история, вспоминает Вымятнина. В Нигерии несколько лет занимались улучшением способа расчета ВВП, включали в него новые отрасли, которые до этого не учитывали, эту масштабную работу верифицировал Всемирный банк, и в 2014 г. ВВП страны был наконец пересчитан по-новому. Оказалось, что по сравнению с 2013 г. экономика Нигерии увеличилась почти в два раза, и вклад киноиндустрии – которую стали учитывать в ВВП по новой методике – оказался равен 1,4 %. Это довольно много: в США, «мировой кинофабрике», этот вклад меньше, а в России составляет 0,05 %, по самым оптимистическим подсчетам, говорит Вымятнина.
Другой способ измерить вклад киноиндустрии в экономику – оценить мультипликатор, то есть какую отдачу принесет каждый вложенный в кинопроизводство доллар или рубль, какой спрос он сгенерирует по цепочке. Например, в США в 1980-х гг. этот мультипликатор составлял 3, то есть каждый вложенный $1 генерировал в экономике $3, в 2000-х гг. был ближе к 1. В Великобритании в 2000-х гг. он составлял примерно 2, а в Индии – примерно 5. Больший мультипликатор индийского Болливуда отражает то, что Индия – страна догоняющего развития: из-за этого «низкого старта» население использует рост своих доходов в основном для увеличения потребления, в том числе начинает чаще ходить в кино.
Модель киноиндустрии в Нигерии – Нолливуда – напоминает модель лауреата Нобелевской премии мира Мухаммада Юнуса, который разработал систему микрокредитов под низкий процент для малоимущих, помогающую вывести их из ловушки бедности, добавляет Мазуров. У Юнуса речь шла о микрокредитах, в кинематографе Нолливуда речь идет о микробюджетах: бюджет каждого фильма был не дороже $15 000, сценария нет, выпускались эти фильмы по 200–300 штук в месяц сразу на DVD и немедленно продавались. Большинство фильмов снимались на английском и представляли собой феномен своеобразного «треша» для англоязычной аудитории. Модель Нолливуда уникальна и пока нигде больше не повторялась.
Постоянный мотив кинематографа – темы конфликтов, в том числе социальных, конкуренции на различном уровне – семьи, общества, всего мира, неравенства разных видов – возможностей, доходов, прав и свобод. Кино не работает без конфликта – конфликт на экране нужен для того, чтобы создавать саспенс и энергию, говорит Мазуров: кино – это вид экономической деятельности, производящий визуальную энергию, которой питаются зрители.
В завершение дискуссии участники поделились рекомендациями, какие фильмы можно было бы посмотреть для лучшего понимания экономики и для понимания кино как искусства. В первом случае это мини-сериал по произведению Терри Пратчетта «Опочтарение», фильмы «Игра на понижение» и «Игры разума», во втором – «трилогия веры» Ингмара Бергмана «Сквозь тусклое стекло», «Причастие» и «Молчание». Детям участники дискуссии порекомендовали мультфильмы «Райя и последний дракон» (где очень доходчиво изложена концепция двух видов социального капитала, бондингового и бриджингового), серию про Простоквашино (в которой кот Матроскин выступает образцом экономической и финансовой грамотности) и фильмы про Тома Сойера (гениального специалиста по продажам и мотиватора), а также комедию «Большие гонки» (для хорошего настроения).
Ирина Рябова, «ЭКОНС».
Иллюстрация: использованы изображения Future 365 и Shan Li Fang
10.07.2024
Важное
Уникальное собрание греко-римских древностей, принадлежащее известной итальянской семье Торлония, впервые будет представлено в Северной Америке.
15.03.2025 09:00:00
Другие Статьи
По мере таяния ледников археологи находят все больше древних артефактов, которые рассказывают о жизни первобытных людей.
Знаменитый книжный базар Урду в Дели превращается в обычный рынок из-за снижения популярности языка урду, влияния законов бизнеса и распространения современных технологий.
ШОС активно занимается созданием собственных платёжных систем и внедрением цифровых валют, чтобы снизить зависимость от доллара США и международной платёжной системы SWIFT.
Онлайн-выставка «Good words» представляет работы начинающих художников и иллюстраторов, созданные по мотивам знаменитых строк из классических романов.