Crosby, Stills, Nash & Young – «Déjà Vu», 1970

Популярность исполнителей от страны к стране весьма разнится, и продуктивные умозаключения из этих отличий для культуролога – непаханое поле. Существуют ведь этническая психология с социологией – науки насколько легальные, настолько и поучительные. Возможно даже расовое музыковедение: развитие таких жанров, как джаз или хип-хоп, позволяет говорить об этом без всякой неполиткорректности. 

И если взять континентальную Европу, как периферию мировой поп-музыки, там существовал такой же, как в Англии и Штатах, механизм верификации спроса – продажи пластинок. А вот социологически точно установить, какую западную музыку любили у нас, непросто. Изоляция, перенос на рок-культуру проблематики отечественной литературы («лишние люди» от Чацкого до Джима Моррисона), незнание английского языка и исторического контекста создали-таки некий костяк массово любимых здесь групп.



В этом пантеоне места великому квартету Crosby, Stills, Nash & Young нет. Елейное нефокусированное «кантри» с названием, которое невозможно запомнить, – как «Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнёры». Дребезжащее разноголосие и плывущие гармонии, статические облака повышенного напряжения, без прогресса и морали – ну что это такое? А вот у себя в США CSNY – как бы «подлинные», не отягощённые умничаньем и навязчивым мелодизмом «Битлз». Группа великая вширь, а не ввысь. Эпизация типического, а не прущая уникальность. Торжествующая неустроенность, отчаяние взросления, а не почивание на врождённой гениальности с нотками островной заносчивости.


Первый – Дэвид Кросби. Всклокоченной плешивостью и беспутной норовистостью он похож на ровесника (оба 1941 г. р.) и коллегу-тенора Владимира Мулявина из «Песняров». По-крестьянски обрюзгший и по-пиратски витальный – к саморазрушению подходил по-суворовски: с дерзновением, смекалкой и застенчивостью. «Наука побеждать» всякое благоразумие. Психоделический Портос в шапочке от Кусто, хиппи не из ашрама, а с полотен Брейгеля, приютивший – как горе-отчим – 14-летнюю Дрю Берримор в первый её побег из дома. Герой Дэнниса Хоппера из «Беспечного ездока», балансирующий на грани проказничанья и криминала, – всё это Дэвид Кросби. Холерик-эндоморф, двужильный, с подаренной в 90-е Филом Коллинзом новой печенью, и такой ранимый. Способный в одиночку, с 12-стрункой, собрать на сцене эпос из запчастей весьма скабрезных («Triade» с концертника CSNY «4 Way Street» 1971 г.), а потом с треском заехать в тюрьму, попавшись с оружием, наркотой в результате рукотворного ДТП. А между отсидками ещё побыть донором семени для породистых лесбиянок. На частый вопрос, зачем он всё время носит с собой пистолет, Кросби с 1980-го отвечал двумя словами: «Джон Леннон»; до этого отстреливался от «фашистов»-маккартистов. В отличие от наших околокомсомольских рок-идолов, их реально опасно жили и на нары заезжали не за фарцу – психоделия вбирала в себя шансон, как бы дико это не звучало.

Пользуясь грустным поводом, нельзя не отметить признание первого сольного диска Кросби If I Could Only Remember My Name 1971 г. – не самой сильной его работы – вторым в рок-хит-параде Ватикана всех времён (был и такой в 2010 г.). Это не только домашний юмор пресс-секретаря Святого престола, но и высокая оценка по-христиански синусоидальной жизни Кросби от новопреставленного понтифика.

Роднила Кросби с Мулявиным и схожая продюсерская обстоятельность. А также вера в живительную силу многоголосия – самого мужского рода деятельности. Саймон и Гарфанкель показали, как два могут стать одним, – почему бы это не проделать втроём-вчетвером? «Три тенора» как имя нарицательное – это не только Паваротти, Доминго и Каррерас.

Начинал Кросби в The Byrds – прославленной лос-анжелесской группе, доказавшей, что кислотная заморочь и народная песня в Америке растут из одного корня. Там этот на самом деле богемный мальчик (сын оскароносного отца-кинооператора) выступал в русской косоворотке, меховой шапке и, помимо высокого вокального регистра, отвечал за буйства. Они становились тогда (сер. 1960-х) стандартом профессии. Типа, я прикомандирован «Кей-Джи-Би» и мне можно всё – жест такого же смысла, как свастика на майке Сида Вишеза. Вообще, русские народные образы – как магические артефакты вероятного противника – были в Штатах в почёте с 1920-х гг., когда американцы массово скупали Палех. Палехская «Жар-птица» выпархивает из рук Ивана-царевича на обложке альбома экс-лидеров Jefferson Airplane Пола Кантора и Грейс Слик Blows Against The Empire (1970) – и допились они до такого вместе с приятелем-Кросби.

В итоге с иноагентством и оргиями Кросби перегнул и был из «Пернатых» в 1967 г. изгнан – официально за «политику», проповедуемую прямо со сцены, между номерами. Обособившись, музыкант отдаётся ещё одной своей страсти – Океану. Купив во Флориде трёхмачтовую шхуну, он перегоняет её (сам!) через Панамский канал к берегам Сан-Франциско и швартует под штаб-квартиру/репточку/притон. Это была важная часть самоидентификации Кросби, отныне он ещё и «капитан», да не простой, а Shadow Captain – так называлась его вещь с третьего Crosby, Stills & Nash 1977 г. В эпизодической роли корсара он и в детском фильме «Капитан Крюк» 1991 г. – дал ему, на тот момент глубоко больному, Спилберг такую отдушину.



Атоса звали Стивен Стиллз, и он был выходец из не менее, чем The Byrds, влиятельной психоделической группы Buffalo Springfiled. Едкий политический хит For What It's Worth, заторможенно-крылатая Expecting to Fly – золотая коллекция. Но в нашем случае важно зафиксировать, кто из этого коллектива родом.

Крепко стоящий на земле, похожий на Леонида Куравлёва с бакенбардами, Стиллз тянул у CSNY всю музыкальную часть. Это он строил вокальные интервалы, писал аранжировки, поддавал профессионализма. Неистовством (гитарным, любовным, психонавтическим) он не уступал Кросби, но его вайб более мужицкий и сухой, а оттого респектабельный. Женщины на него клевали первого сорта, вроде фолк-богини Джуди Коллинз – ей посвящено сразу несколько песен группы. На концертах он то на клавишах, то на басу, то – весьма энергично – на искажённой гитаре, по-мальчишески как-то напирая на зрителя.

Арамисиком был музыкант из, может быть, ещё более популярной, но уже английской группы The Hollies по имени Грэм Нэш. В конце 60-х он – настоящий красавчик – местной славой утомился и эмигрировал в Лос-Анджелес. И тут же влюбил в себя ещё одну певицу-«народницу», юную Джони Митчелл – их скорое расставание имело для культуры больше последствий, чем сам роман (прекрасные сольники Митчелл Blue и Нэша Songs For Beginners). Чартово ориентированное мышление и отходчивая легкомысленность Нэша были новообразованному коллективу в самую пору. Капля British Invasion в бочку Americana. Когда вокализы Стиллза с Кросби, взмывая ввысь, отрывались от зыбких гармоний, Нэш заземлял их на уютном английском газоне. Привнесённые им песни были под стать: однозначные по эмоциям, домоседские, застенчиво красивые – без фолкнеровщины и без чёрного сюрреализма, как у коллег.

Но встаёт вопрос, где же Young из названия. Он появится после первого, одноимённого альбома пока что троицы Crosby, Stills & Nash, вышедшего весной 1969 г., в канун высадки американцев на Луне. Большому событию большой саундтрек.

Вставшие друг в друга, как паззлы, звонкие терции и квинты, глуховатый «домашний» продакшен, акустические разливы гитар и взрослые, благородные тексты – CSN никуда не прорывались, а оказались в сердцевине момента сразу. Притом что по отдельности попасть в тот же белый вигвам у них не получилось ни до, ни после. Авторские манеры, как и вокалы, различимы – но, скорее, вооружённому уху, и в этой бесшовности особая сила. Такой анти-«Белый альбом» «Битлз», крепкая (на тот момент) дружба в действии.

Почти каждая песня – большая история. Вот Кросби от лица рыцаря круглого стола Ланцелота грустит о жене-изменнице короля Артура Гвиневре. А Нэш строит ему второй голос – высокая элегия с намёком на какую-то реальную вертихвостку. А вот Стиллз заговаривает невесте-Коллинз зубы, а потом бежит от неё к другой под латиноамериканские чирикания (Suite: Judy Blue Eyes). Нэш даёт National Geographic, ведя репортаж из развесёлого поезда, колесящего по Магрибу (Marrakesh Express – как «Москва-Махачкала» наших «Запрещённых барабанщиков»). Или же милуется с ненаглядной Митчелл – хрупкая Lady of the Island.



Но гвоздь первого Crosby, Stills & Nash, конечно же, песня Helplessly Hoping Стиллза, их Yesterday. Расчерченная по золотому сечению, исполненная вкрадчивой певучести – но не «баллада», а замороченная тавтограмма, как любил Валерий Брюсов. Это когда все слова в строке начинаются с одной буквы, вычурная игра слов, которую от техасца Стиллза не ждёшь. Это к старости он совсем оглох, а в 24 года слышал и соображал лучше, чем кто-либо, тяготея к крупным формам типа сюиты. Разрешаются эти экзерсисы и вовсе изложением теории Аристофана о влюблённых как частичках одной личности – и их не две, а четыре. Мушкетёры прозревают своего д’Артаньяна, который уже на подходе. Они тогда - на короткий момент - действительно любили друг друга, и тем сильнее будет их взаимная неприязнь впоследствии.

Альбом Crosby, Stills & Nash разорвал рок-повестку, как завесу в Иерусалимском храме. В конце 60-х Калифорния кишела смыслами, параллельно сосуществовали сотни равноценных тусовок. Но эти восседали на самом верху, вобрав лучшие фрагменты национального культурного кода. Ещё одна супергруппа – не по регалиям участников, а по продукту. Второе же выступление – сразу на Вудстоке: взъерошенный квартирник на глазах у полумиллиона хиппи. Застольные песни на чаепитии у шляпника из «Алисы в Стране чудес» – между тремя и четырьмя утра. Промеж собой они называли это 18 августа 1969 г., «последнюю из американских тысячи и одной ночи», - The Helicopter Day. Прямо с вудстокской сцены их на вертолёте перенесли в нью-йоркскую телестудию, где они, счастливые, тыкали в камеру пятнами фестивальной грязи на джинсах.

Суперсила CSN была в сплетении голосов, но голое КСП сужало аудиторию и выразительные средства, отсюда второе отделение. С электричеством и барабанами, на котором появляется канадский подельник Стиллза по Buffalo Springfield Нил Янг. На нём настоял продюсер их лейбла Atlantic Эртегюн, и внедрение инородного элемента трио взбодрило – до его лучшей пластинки, обозреваемой Déjà Vu. Но одновременно запустило центробежные силы, из-за которых золотой век группы был так недолог.

Уж очень редкой птицей был этот Янг. Парализованный на одну сторону полиомиелитчик с детства, насмешливый богомол-Паганель – таких костистых и притворно напуганных любили мало где. Но он же – уже на момент прихода в группу – артист невероятного, драматического песенного дара и режущего без ножа тоскливого, немощного вокала. Голос, как скрип петель калитки восприятия, с плаксивыми джаггеровскими обертонами. Ну и, конечно, Янг – ключевой гитарист-слоухенд, его приход добавил грязи и мускулов, а объёмно-лаконичные построения граничили с шарлатанством уровня Лу Рида. Во всей красе это можно расслышать в фильме Джармуша «Мертвец» с Джонни Деппом. Но если нужно, Янг мог самовыражаться и предельно абстрактно, ревущим нойзом – как на близком к Metal Machine Music того же Лу Рида альбоме Arc (1991). Стиллз точно был не хуже, на сцене они бодались, как бизоны, – что в Buffalo Springfield, что в CSNY. Но Стиллз играл стандартно, добротно, а Янг – авангардно, не крепил своды стиля, а их расковыривал.

В целом Янг – со своего заповедного первого сольника 1968-го – мыслил на десятилетия впереди коллег. На лайвах группы хорошо слышно, как публика взрывается особо бурными аплодисментами именно на его номерах. Да что там концерты: в начале 70-х выходят фундаментальные пластинки не только Янга, но рок-музыки как таковой: After The Gold Rush, Harvest. В отличие от напарников, он всегда был 100 % самодостаточным, хотя на мгновение растворился в амальгаме CSNY, сочинив в их составе прекраснейшие вещи.

Новоиспечённый квартет кипел хитами, как чайник, их надо было крепить в студии. И вот друзья, охладевая друг к другу (делили женщин), пошли в 1970-м на приступ горних сфер, породив альбом Déjà Vu. Уже никакого «один за всех, и все за одного» – как поздние битлы, они записывались в отдельные дни и общались через адвокатов. Завели друг на друга гроссбухи обид, на заполняемость которых их дальнейшие коммерческие реюнионы никак не влияли.

Но вопреки всему, группа била в цель увесисто и смиренномудро: все понимали - другого такого раза не будет.



Teach Your Children – ещё одна звуковая открытка из-за океана от Нэша. Мудрые наставления от взрослых детей молодым родителям. С Джерри Гарсией из Grateful Dead на медовой слайд-гитаре. Тот же узнаваемый Нэш – легчайший, но про вечные ценности – и на soft-гимне Our House.

Бронебойная Almost Cut My Hair Кросби – пример композиторской ярости, неостриженные волосы, сила и гордость Самсона, отвоёвывающего родину у филистимлян-конформистов (расистов, полицейских, политиканов, капиталистов и т. д.). Ну и «забрить хаер» – это про Вьетнам, куда тогда без него.

Плаксивое – до интоксикации – кредо Янга Helpless (про хвори детства). Cуетливый навал по мотивам песни дочери полка Митчелл Woodstock. Нервная полифония заглавной Déjà Vu: Кросби играет на нервах, покрикивая на тянущих вокальный плуг подельников, чтобы потом отпустить вожжи и разрешиться в ещё одну хоровую виньетку.

Country Girl Янга – внезапный водопад органа «хаммонд» на припеве! Янг – мастер драмы не хуже Ника Кейва, опять сюита, прямое развитие идей песни Broken Arrow его бывшей со Стиллзом группы Buffalo Springfield.

Everybody I Love You как будто вдохновлена The Velvet Underground, долбёжка в духе Waitin for my man. Ещё бóльшая рокерская мощь на Down By The River – какая могучая дуэль Янга и Стиллза на гитарах!

Для концертного «мяса» состав обрастает новыми членами – полноценной ритм-секцией (живьём они любили, но не очень умели). Бросается в глаза чернокожий басист Грэг Ривз. Мало того, что отыграл нехилую программу Déjà Vu в 15 лет (даты разнятся, но вы посмотрите на это школьное личико), так ещё стал качать права, требуя ввести себя в группу полноценным пятым членом. После изгнания следы его теряются в мексиканских притонах - известно только, что Янг переводил ему туда символическую денежку: прикипел чем-то к пареньку.

Мрачным бонусом, послесловием к Déjà Vu стал сингл авторства Янга «Огайо», посвящённый расстрелу в Кентском университете 4 мая 1970 г. Студенты тогда протестовали против ставшего окончательно бессмысленным Вьетнама. После Тетского наступления 1968 г. всё меньше перспектив «победы» (как и напыщенной «геополитики»), всё больше похоронок. Начатая (отменившим сегрегацию) «Законом о правах» (1964) «революция достоинства», вместе с концепцией «Великого общества», накрывались медным тазом войны. CSNY и так были максимально политически заряжены – а тут прорвало, благо повод трагический: четырёх безоружных людей полиция застрелила насмерть, как в ти́ре.

Базовый рифф Ohio - это звуки кузницы – тяжёлая (и проваленная) нравственная работа, дамоклов метроном совести над осатаневшим дядей Сэмом. Да, эти «оборванцы» были способны на запредельную национальную саморефлексию и имели для того яйца. Попробовал бы кто из наших «рокеров» (любой эпохи) записать песню с названием «Новочеркасск». Или «Белый дом - 93». Или, скажем, «Кубанóид» – как приговор жлобскому южнороссийскому типажу. А Нил Янг, в т. ч. в составе CSNY, ставил неутешительный диагноз WASP’ам-«конфедератам» в своём отчаянном шедевре Southern Man. Это сейчас выбор между традиционалистами-«южанами» и погрязшими в woke «калифорнийцами» не так однозначен – в те годы всё было ясно как Божий день, как орки vs эльфы.



В кульминации Ohio гитарные «молоточки» дублируются решительным бессловесным четырёхголосием. Оно перекочевало в песенку из советского мультфильма «Квака-задавака» 1975 г. в исполнении «Песняров». Опять параллель Мулявин-Кросби – вот только всех своих «Гусляров» (opus magnum, рок-опера Мулявина 1979 г., к которой он шёл всю жизнь) они записали на старте карьеры.

После Déjà Vu – и отразившего их сценическое колдовство концертника 4 Way Street – коллектив с треском распадается. Для того чтобы потом неоднократно монетизировать успех первых двух пластинок. Альбомы 1970-90-х у трио/квартета (в зависимости от степени испорченности отношений с Янгом) – это вдохновенный, добротный AOR, нишевый кантри-рок «для взрослых». Плакать хочется разве что от их выступления на фестивале «Гластонбери» в 2009 г.: не стареют душой ветераны. В этом выдержанном благолепии (кроме обособленной карьеры Янга) выделяется предпрощальный сольник Кросби Croz 2014 г., записанный на уровне лучших произведений позднего Пола Саймона.

А вот Déjà Vu, как и первый CSN, была музыкой «кафолической», всемирной. Fab Four, «Фантастическая четвёрка» – это не только про «Битлз». Жаль, что в России они мало кого вдохновляют: в XX веке нам так и не дали как следует, по-калифорнийски отдохнуть, чтобы раскрепощаться невымученно. А опыт деятельной праздности (по Марселю Прусту), «библейской наркомании» – залог созерцательности. Которая, в свою очередь, лежит в основе качественного культурного продукта. Короче, побольше Dolce Far Niente всем уважаемым читателям! С наступающими праздниками!

---

Кирилл Экономов
Иллюстрация: «За рубежом», Midjourney